Песнь копья

Люди шли быстро, не вглядываясь во тьму снаружи светового круга. Они чувствовали взоры из-за деревьев, слышали голоса, которые нельзя было услышать, если в душе не пылал дар магии, даже понимали их немного, но не останавливались.

Вдруг близ тропы затрещали ветки. Кто-то большой ломился сквозь кустарники, порыкивая и шипя. Майрон сурово сжал губы, дёрнул левой рукой – из рукава плаща в ладонь выпал Светоч Гнева.

– Мурчалка! – воскликнул мальчишка радостно, когда на тропу вырвалась рысь огромная как медведь.

Величественная кошка изобразила удивление. Через миг белое одеяние ученика покрылось слоем линялой шерсти, а на лице появились ссадины от шершавого языка, Мурчалка обожала Оби. Когда-то мальчик выходил и вырастил её, но теперь уж рысь считала его своим котёнком.

– Мурчалка тоже хочет с нами, учитель!

– Что ж, видимо, семья в сборе. Спасибо, что присоединилась.

Кошка пренебрежительно дёрнула на Майрона ухом и продолжила громко мурчать для того единственного в мире человека, до которого ей было дело. Катавшегося в ногах Лаухальганду она сильным ударом отправила во тьму.

Их вела выложенная камнем тропка, в чащу, туда, где тысячелетние деревья возносились исполинскими башнями, туда, где среди их корней, ютилась маленькая, но такая драгоценная рощица. Её границы охраняли словно гридни кадоракары – красные ели. Древесина и смола этих деревьев были дороже злата, а яд, что наполнял иглы, сулил смерть любому.

Они предупреждающе зашелестели, уронили на усыпанную хвоей землю несколько шишек, но гости всё равно приближались. Воздух наполнялся крепчавшим ароматом, дивным, пряным, целительным, магия разливалась вокруг, а угроза росла. Иные легли бы замертво, пронзённые ядовитыми иглами, а они прошли под сень деревьев, слушая как те успокаивались, узнав чужаков.

– Интересно, – тихо заговорил ученик, – они правда пришли из других миров?

– Так считается, – ответствовал Майрон, который видел за стволами елей нарождавшийся свет. – Кадоракары могут расти только в местах, переполненных сырой магической энергией. Их священный долг – защищать златосерд… а вот и он.

В центре рощи, там, где присутствие магии было особенно сильно, окружённый синими травами и цветами рос молоденький дуб. Его кора отливала слоновой костью, а листья на ветвях сверкали сусальным золотом. Поразительной, неземной, возвышенной красоты растение, углубило корни в полную магии землю и ею питаемое, уже семь лет крепло.

– Сегодня он… вы оба достаточно сильны, – сказал учитель, кладя тяжёлую длань на плечо ученика. – Лаухальганда, Мурчалка, останьтесь здесь.

Следуя за Майроном, Обадайя вспоминал себя, совсем ребёнка, на этом месте около семи лет назад. Тогда здесь не было никаких сосен, лишь синие травы и мхи, странные растения, чуждые миру Валемар. Тогда наставник старательно обучал его особому ритуалу, а как пришло время, вложил в руки золотой жёлудь и привёл сюда. Оби помнил, волнение, помнил, как присутствие наставника вселяло уверенность, как болел палец, пораненный до крови.

Они приблизились к юному златосерду и сели подле него, ещё тонкого, но уже такого крепкого. Дуб поприветствовал людей своим тёплым светом, тихонько зазвенел листвой.

– Помнишь, что я говорил тебе? С ростом этого дерева, будет расти и твоя сила. Он связывает тебя с магией нерушимыми узами, он будет поддерживать тебя и питать до того дня, пока один из вас не умрёт.

– Я чувствую, что он узнал меня, учитель, – сказал мальчик, нежно гладя шершавую кору.

– Хорошо. Прежде, чем начнём, давай попробуем заручиться удачей. Она не бывает лишней, верно?

Майрон достал откуда-то изнутри своего плаща большой кусок волшебного янтаря, внутри которого застыла тонкая фигурка. Маги называли этот материал лаком обновления и творили его при помощи одноимённого заклинания. Применений у лака было множество, и один из них, – сохранение внутри всякого.

Обадайя задохнулся от восторга: