Он горит, не гаснет, разгоняя тьму.
Помоги ему!»
— А вот припев у этой песни непонятный. — поджав губы. Произнес Мардукор, и я вновь поставил на паузу.
— Это че, у тебя слух такой, что ты из моих ушей музыку слышишь? — искренне удивился я его суперспобностям.
— Да нет, конечно. — буркнул он в ответ. — Ты думаешь, среди моих душ земных рокеров не найдется? Взял свежих, в памяти покопался и песню эту отыскал.
— Ооооо… Ну нихрена себе! — офигел я от такого оригинального подхода. — Ну а так, че непонятного? Прямым текстом сказано, нахрена ему планета живая там нужна. Ты же подозреваешь, что это дед твой херню эту творит?
— Ну, есть и такой вариант. — непонимающе кивнул босс.
— Ну, а как это может быть он, если он умер? Верно? — продолжил я задавать наводящие вопросы.
— Ага. — посветлел лицом бог войны. — Тот, кто жить не может, пожирает… Арахнидов? Они же на людей совсем непохожи.
— Вооот. — протянул я. — И вообще, песни дословно воспринимать не нужно, тут нужно, чтоб она гадающего зацепила парой слов. Вот меня зацепили строчки «на седьмой ступени в небесах…». Того факта, что хрен этот — гений, отрицать точно нельзя, и если он посреди толпы одинок, значит, они к нему враждебно настроены, а это прям описание тюрьмы с одним тюремщиком. Ну нихуя себе я загнул… Только че за ступени?
— Ну это уже совсем бредом отдает. — с сомнением покачал головой босс. — Именно так можно перевести название колонии, которой управлял Корглав до катастрофы — «Седьмая ступень». Пусть даже при этом «Сигилло фана» можно перевести и как «красная высота»…
— Ну видишь, вообще идеально все подходит! — воскликнул я. — Спиздил колонию, подвесил ее на орбите, в небесах и сидит там. Арахнидов жрет и козни строит, тюрьму свою охраняет.
— Ну это же бред какой-то! — рявкнул босс.
— Ты на мои приключения глазами моего соотечественника взгляни. — покивал я в ответ. — Кому расскажу — в психушку сдадут. Ладно, дай дослушать.
«Как часто ты торопишься наверх,
Чтоб оказаться первым среди всех.
Мы спешим и гаснем на лету,
Попадая в мир, где нас не ждут.
Опять гудит толпа у чьих-то ног,
И свет роняет тот, кто одинок.