— Съездить за доктором? — спросил Альбер нетвердым голосом, просто чтобы тоже что-нибудь сделать.
— Нет, не стоит, — сказала мать. — Уложим Пьера в постель, укроем потеплее, он хорошенько выспится и завтра опять будет здоров. Верно, сокровище мое?
Мальчик не слушал и протестующе тряхнул головой, когда отец зачерпнул очередную ложку супа.
— Нет, неволить его не надо, — сказала мать. — Пойдем, Пьер, ляжем в постельку, и все будет хорошо.
Она взяла его за руку, он неловко встал. Вяло поплелся за матерью, которая потянула его с собою. Но в дверях вдруг замер, изменился в лице, скорчился и в приступе рвоты вытошнил все, что только что съел.
Верагут отнес его в спальню и оставил с матерью.
То и дело звенела сонетка, слуги сновали с поручениями вверх-вниз по лестнице. Художник кое-как дообедал, еще дважды он поднимался к Пьеру, который уже раздетый и умытый лежал в своей латунной кроватке. Потом в столовую спустилась госпожа Адель, сообщила, что ребенок успокоился, на боль не жалуется и, кажется, хочет спать. Отец обернулся к Альберу:
— Что Пьер вчера ел?
Альбер задумался, но, отвечая, обратился к матери:
— Ничего особенного. В Брюккеншванде я угостил Пьера хлебом и молоком, а на обед в Пегольцхайме мы ели макароны с котлетами.
Отец продолжил инквизиторский допрос:
— А потом?
— Он больше ничего не хотел. После обеда я купил у садовника абрикосы. Но он съел всего один или два.
— Они были спелые?
— Конечно. Ты, кажется, думаешь, я нарочно испортил ему желудок.
Мать заметила раздраженность сына и спросила:
— Что с вами такое?
— Ничего, — ответил Альбер.
— Ничего я не думаю, — сказал Верагут, — просто спрашиваю. Вчера ничего не случилось? Его не тошнило? Может, он упал? На боль ни разу не жаловался?
Альбер коротко отвечал «да» и «нет», мечтая, чтобы обед поскорее закончился.