Роман Антони Троллопа (1815-1882), известного английского писателя викторианской эпохи, посвящен жизни духовенства и продолжает галерею классических образов литературы английского Просвещения, созданных Филдингом, Голдсмитом, Стерном и другими. Высокое художественное мастерство, жизненность характеров и бытовых деталей, добродушный юмор и лукавая ирония по праву стяжали "Барчестерским башням" славу классического памятника английской литературы.
Антони ТРОЛЛОП
БАРЧЕСТЕРСКИЕ БАШНИ
ПРЕДИСЛОВИЕ
Города Барчестера нет на карте Англии, так же как нет на ней и Барсетшира — того графства, в котором развертывается действие романов Троллопа, принадлежащих к обширному циклу “Барсетширеких хроник” (1855—1867). Но за сто лет они успели так прочно войти в сознание многих поколений английских читателей, что воспринимаются как доподлинная реальность.
“Мистер Троллоп стал почти что национальным учреждением. Так велика его популярность, так свыклись с его героями его соотечественники, столь широко распространен интерес к его повестям, что они по необходимости входят в круг общезначимых понятий, употребительных в повседневном обиходе. Его характеры стали общественным достоянием”. Так писал о Троллопе журнал “Нейшнал ревью” в 1863 году. После того как был напечатан этот отзыв, литературному наследию Троллопа довелось испытать немало превратностей. Но в конце концов, оно не только выдержало проверку временем, но вступило даже за последние десятилетия в период настоящего “возрождения”. Не принадлежа к числу титанов английской литературы, Антони Троллоп (1815—1882) занял в ней прочное и почтенное место как “крупный писатель второго плана” (по определению одной из своих почитательниц, романистки Памелы Хэнсфорд Джонсон).
Тот день, когда немолодой чиновник почтового ведомства Антони Троллоп попал по служебным делам в городок Солсбери, знаменитый своим собором, оказался памятным днем не только в биографии самого Троллопа, но и в истории английского романа. Именно здесь, под впечатлением древнего готического собора и окружающих его старинных домов, тихих улочек и зеленых лужаек, осененных вековыми вязами, у Троллопа, как вспоминал он впоследствии в своей автобиографии, зародился замысел романа “Смотритель” из жизни духовенства провинциального соборного города Барчестера. За “Смотрителем” последовали “Барчестерские башни”, а затем — и другие романы из цикла “Барсетширские хроники”.
Любопытно, что в наше время, через сто лет после Троллопа, солсберийский собор дал повод к созданию замечательного произведения совсем другого рода. “Шпиль” (1962) Уильяма Голдинга — книга трагического пафоса, где историческое прошлое (создание собора) просматривается сквозь философскую аллегорию, обращенную к современности, и человеческая природа раскрывается в ее полярных противоречиях, героических взлетах и позорных падениях.
Вдохновение Троллопа окрашено совсем иным эмоциональным колоритом. Мир его “Барсетширских хроник” прочен, спокоен и освещен ровным и ясным солнечным светом здравого смысла. Если здесь и случаются бури, то это, по большей части, бури в стакане воды. Троллопа не занимают — в отличие от Голдинга — ни загадки средневекового зодчества, ни бездны человеческого духа, и драматизм его хроник по преимуществу проявляется в тонкой и иронической разработке комедии нравов. Зато в области автор “Барчестерских башен” — настоящий мастер.
А между тем Троллоп знал жизнь не только с казового ее конца. В “Автобиографии” он подробно описал свое невеселое детство и трудную молодость.
Отцу его, чудаку прожектеру, не везло во всех его начинаниях. Будучи адвокатом Канцлерского суда, он разогнал всех клиентов своим неуживчивым, брюзгливым нравом; потом вздумал завести образцовую ферму и окончательно разорился, беспомощно и неумело хозяйствуя на запущенной, заросшей сорняками земле. Последней, заветной его затеей было составление “Церковной энциклопедии”; он умер, так и не доведя до конца этот многотомный, никому не нужный труд.
Семья жила впроголодь. Из шести детей четверо умерли от туберкулеза: выжили только Антони и его старший брат. Отцовская ферма была расположена по соседству с известной привилегированной школой в Гарроу. Это дало возможность пристроить туда мальчика приходящим учеником почти бесплатно,— но ценою таких обид и унижений, о которых Антони Троллоп не мог вспомнить равнодушно даже пятьдесят лет спустя. Обтрепанный, забрызганный грязью, пропахший навозом, он чувствовал себя настоящим парией среди сынков знатных вельмож и крупных дельцов. “Оскорбления, которые мне приходилось сносить, не поддаются описанию,— вспоминал Троллоп.— Когда я оглядываюсь на прошлое, мне кажется, что все ополчились против меня,— и учителя и ученики. Меня не принимали ни в какие игры. И я ничему не учился — потому что меня ничему не учили”. Зато удары сыпались на него градом. На всю жизнь запомнилось Троллопу, как директор школы, доктор Батлер (тот самый, которого несколькими годами ранее высмеял в своих сатирических стихах учившийся в той же школе Байрон), остановил его однажды на улице и, “нахмурив чело, подобно Зевсу-громовержцу, грозно вопросил: возможно ли, что школа в Гарроу, к своему позору, числит среди своих учеников столь непристойно грязного мальчишку! О, что я перечувствовал в эту минуту! Но я не мог выразить своих чувств. Не сомневаюсь, что я был грязен; но полагаю, что он был жесток. Он должен был бы узнать меня, если бы увидел меня так, как видел обычно,— ведь он сек меня постоянно. Возможно, что он не узнал меня в лицо”.
Из этого “каждодневного чистилища” Троллопа спасла лишь предприимчивость его матери.
Если некоторые затеи миссис Троллоп и терпели фиаско, то все же она, несомненно, отличалась большей энергией и деловитостью, чем ее злополучный муж. Самым смелым из ее начинаний в школьные годы Антони была поездка в Америку, где она вознамерилась открыть “Базар” для торговли английскими галантерейными товарами. Эта коммерческая авантюра провалилась. Но за годы жизни в США Фрэнсис Троллоп — наблюдательная и вдумчивая путешественница — успела накопить достаточно материалов для книги “Домашний быт американцев” (1832). Ее остроумные и меткие характеристики вульгарности, делячества и мещанского убожества, которые поразили ее в США, снискали этой книге, кое в чем предварившей “Американские заметки” Диккенса, значительную популярность. Фрэнсис Троллоп, которой в эту пору было уже пятьдесят лет, уверовала в свои литературные способности и принялась писать роман за романом, выпустив до конца жизни сто четырнадцать томов! Ей не удалось приумножить своей славы; но она дала кров и хлеб умирающим детям и мужу и показала пример продуктивности своему сыну.
Впрочем, даже и в эту пору семейство Троллопов оставалось в самом бедственном положении. Выйдя из школы, девятнадцатилетний Антони оказался на распутье. Из Гарроу он не вынес никаких знаний,— всем, что он знал, он был обязан только самому себе. Жадное, хотя и беспорядочное чтение уже успело приохотить его к литературе. Но о дальнейшем продолжении образования нечего было и думать. Антони поступил было классным надзирателем в школу. Но однажды его питомцы вернулись с загородной прогулки, на которую он сопровождал их, в таком виде, что директор школы пришел в ужас, прикинув предстоявшие ему расходы по починке их одежды и обуви. Пришлось переменить профессию. Со страхом и трепетом Троллоп явился на экзамены в почтовое ведомство, где ему выхлопотали вакансию: от будущих клерков, кроме хорошего почерка, требовали грамотности и знания начатков арифметики, а он не чувствовал себя уверенным ни в том, ни в другом. Экзамен, однако, оказался проформой, и Антони занял место за конторкой, с мизерным окладом в девяносто фунтов в год.
Семь лет, в течение которых Троллоп служил в главном почтовом управлении,— как он описал их впоследствии в “Автобиографии”,— очень похожи на жизнь мелких лондонских клерков, как мы знаем ее по романам Диккенса. Вечные, неизбежные долги, составление и переписка однообразных казенных бумаг да попытки в недозволенное время урвать часок-другой, чтобы перекинуться в картишки за бутылкой виски... У начальства Троллоп приобрел репутацию неблагонадежного чиновника, смутьяна и лентяя,— его часы почему-то всегда опаздывали по меньшей мере на десять минут!
Если он не стал ни диккенсовским Диком Суивеллером, ни Ньюменом Ноггсом, то только потому, что одновременно со своим убогим канцелярским существованием он жил второй жизнью, строя в мечтах воздушные замки, составляя в своем воображении увлекательные истории. Их героем первоначально был он сам; потом появились другие лица, и их характеры стали определять развитие действия...
Троллопу было уже под тридцать, когда он впервые решился попытать свои силы в области беллетристики. За это время в его судьбе наметился поворот к лучшему. Почтовое ведомство предложило ему должность в Ирландии; заработок и здесь был невелик, но Троллоп был счастлив уже возможностью вырваться из ненавистной ему лондонской конторы. Жизнь в Ирландии оказалась гораздо более вольной и богатой впечатлениями. В качестве помощника окружного контролера он должен был объезжать всю округу, заглядывая в глухие медвежьи углы, чтобы проверять счета местных почтмейстеров и разбирать жалобы получателей писем. Он сталкивался со множеством разных людей, наблюдал новые для него нравы. Первые его романы, естественно, были написаны на ирландскую тему (“Макдермоты из Валликлорзна”, 1847, и “Келли и О"Келли”, 1848).
Ни тот, ни другой роман не имел никакого успеха, так же как и последовавший за ними исторический роман “Вандея” (1850).
Троллоп впервые нашел себя как писатель только в романе “Смотритель” (1855).
На этом романе необходимо остановиться подробнее, так как хотя он, как и все другие “Барсетширские хроники”, представляет собой совершенно самостоятельное, законченное произведение, он, вместе с тем, положил начало всему этому циклу и послужил своего рода прологом к “Барчестерским башням” (1857).
ebooksa