Вечный странник, или Падение Константинополя

22
18
20
22
24
26
28
30

Неискушенный и несведущий в силу неопытности, Сергий тем не менее сознавал, в каком двусмысленном положении оказалась княжна. Кроме того, он, как всякий мужчина, чутьем понимал, что сопротивляться бесполезно, можно лишь протестовать. Дабы оценить возможное влияние незнакомца на турок, он первым делом взглянул на него, и, надо сказать, взгляд не приободрил его и не внушил новых надежд. Худосочный сутулый старик с длинной белоснежной бородой, в черной бархатной шляпе и накидке, выглядел достойным и состоятельным; глаза его ярко блестели, щеки пошли пятнами от досады и неприятия того, что с ним происходило; ждать от него помощи в сложившейся ситуации представлялось абсурдным.

Вырвав свои локоны из рук ветра и спрятав их под куколь, Сергий бросил взгляд на Лаэль. Первое, что он подумал, — насколько мало ее наряд подходит для морских прогулок, даже при самой ясной погоде. Впрочем, взглянув на княжну, он тут же воздержался от упреков: пусть и не столь разукрашенный драгоценностями, наряд ее был столь же изысканным и легким. И ему пришло в голову, что у гречанок, видимо, принято одеваться так для путешествий по морю. Тут Лаэль подняла на него глаза, и он увидел, насколько детское у нее лицо, насколько прелестное, несмотря на омрачавшие его страх и тревогу. Она сразу же вызвала у него интерес.

О худосочном старике послушник судил превратно. Этот мастер интриги уже просчитал дальнейшее развитие ситуации и уже думал о его последствиях.

Когда княжна подняла покрывало, он был поражен не менее турка. А потом, услышав, какие слова она велела передать коменданту, да еще и с такой сдержанностью, самообладанием, отвагой, достоинством и без всякого вызова, он решил доверить Лаэль ее попечительству.

— Княжна, — начал он, снимая, несмотря на порывы ветра, шляпу и подходя к борту ее лодки, — мне совершенно необходимо с вами переговорить, а дабы оправдаться за свою бесцеремонность, я хочу отметить, что мы с вами — товарищи по несчастью и мне необходимо, по мере возможности, обеспечить безопасность своей дочери.

Ирина смерила его долгим взглядом, а потом перевела глаза на Лаэль — и при виде девушки те сомнения, которые в первый момент заставили ее заколебаться, тут же рассеялись.

— Я признаю, что сложившееся положение накладывает на нас определенные обязательства, — отвечала она, — и поскольку я женщина и христианка, я понимаю, что нет ни единой причины, которую сочли бы достаточно веской на Небесах, отказать вам в вашей просьбе. Но прежде, добрый господин, назовите мне свое имя и происхождение.

— Я — индийский князь и пользуюсь правом путешественника прожить определенный срок в столице империи.

— Ответ достойный; прошу вас, князь, чтобы впоследствии, пересматривая в мыслях этот разговор, вы не отнесли мой вопрос на счет праздного любопытства.

— Можете этого не бояться, — отвечал князь, — ибо я давно уже узнал, что, согласно кодексу достойного поведения, осмотрительность является одной из основных добродетелей, а прилагая это правило к нашей нынешней ситуации, предлагаю, если будет на то ваша воля, продолжать беседу, которая в силу обстоятельств, видимо, окажется весьма непродолжительной, на каком-то ином языке, кроме греческого.

— Тогда на латыни, — произнесла княжна, бросив быстрый взгляд на воинов, а когда князь кивнул в знак согласия, продолжила: — Ваша почтенная борода, о князь, как и внушающая уважение внешность свидетельствуют о мудрости, равной которой мне не достичь никогда, а потому прошу, скажите, как я, слабая женщина, которая, возможно, не сумеет спастись от этих разбойников, безжалостных в силу своих религиозных предрассудков, могу помочь вашей дочери, отныне — моей младшей сестре по несчастью?

Эти слова она сопроводила таким нежным и приветливым взглядом в сторону Лаэль, что истолковать его превратно было невозможно.

— Прекрасная и добрая княжна, тогда я перейду прямо к делу. Еще на воде, на полпути между этой точкой и вон той, когда поздно уже было менять направление или давать гребцам знак остановиться, я увидел группу всадников, судя по всему воинов, — они поспешно двигались вдоль берега реки в сторону замка. Во главе ехали знаменосцы в разукрашенных одеждах, они несли два знамени, одно — зеленое, другое — красное. Первое, как вам известно, имеет религиозный смысл, его редко увидишь в походе, за исключением тех случаев, когда присутствует особа очень высокого ранга. Из всего этого я заключаю, что наш арест как-то связан с прибытием этой особы. Музыка, которую, как вы слышите, до сих пор играют в ее честь, служит подтверждением моих слов.

— Я слышу трубы и барабаны, — согласилась княжна, — и готова признать, что сказанное вами исчерпывающим образом объясняет то, чему в противном случае объяснения найти невозможно.

— Отнюдь, княжна; по крайней мере в отношении к вам случившееся остается недопустимым, в высшей степени вызывающим поступком.

— Судя по вашим речам, князь, вы знакомы с обычаями этих варваров-безбожников. Может быть, воспользовавшись вашими познаниями, вы назовете мне имя этой важной особы?

— Да, я некоторым образом связан с турками, однако не решусь высказывать предположения касательно имени, звания и цели визита новоприбывшего. Однако, продолжая ту же цепь рассуждений, скажу, что если умозаключения мои верны, тогда послание, которое вы приказали передать коменданту, при всей его убедительности, при всем безупречном соответствии вашему высокому положению, не повлечет за собой вашего освобождения, поскольку то, что стало причиной вашего пленения, может превратиться в причину удерживать вас. Говоря коротко, я не исключаю, что вам дадут отказ.

— Вы полагаете, они посмеют держать меня в плену?

— Эти люди коварны.

— Они не посмеют! — Щеки княжны зарделись от возмущения. — Родственник мой не бессилен, и даже великий Мурад…