И им овладели покой и уверенность к себе, но тут в комнате раздался громкий удар, а потом она заполнилась долгим гулом — твердый пол задрожал, откликаясь. Князь оглянулся и успел заметить, как дрожит большой барабан, по которому ударил Нило.
От негра взгляд его переметнулся к Сергию — тот стоял у единственной бойницы, сквозь которую в неуютную комнату поступали свет и воздух; вспомнив, что послушник был единственным сопровождающим княжны Ирины, князь почел нужным заговорить с ним.
Приблизившись, он заметил, что куколь Сергия откинут, лицо воздето, глаза закрыты, ладони сомкнуты у груди. Князь невольно остановился, причем не потому, что считал, что всякая молитва предполагает святое присутствие, — нет, он остановился, гадая, где уже видел это лицо. Тонкие черты, бледные щеки, юношеская борода, светлые волосы, разделенные пробором и густой волной падавшие на плечи, — внешность одновременно и мужественная и женственная в своей утонченности показалась ему на удивление знакомой. Лицо послушника предстало ему впервые. Где же он его видел? Мысли устремились вспять, в далекие дали прошлого. В сердце проник холодок. Эти черты, облик, внешность, выражение лица — определить которое можно было только через свет струившейся из него духовности — он видел у того, кого когда-то помог распять у Дамасских ворот Священного города, у того, выбросить которого из мыслей не мог, как не мог выбросить костей из собственного тела. Ноги его, казалось, приросли к каменным плитам. Он услышал обращенный к нему голос центуриона: «Эй, ты! Если знаешь путь на Голгофу, покажи нам его». Он почувствовал на себе скорбный взгляд приговоренного. Он нанес удар по окровавленной щеке и прикрикнул, будто бы на скотину: «Иди быстрее, Иисус!» А потом прозвучали слова, свидетельствовавшие о том, что безграничное терпение все-таки лопнуло:
— Я пойду, но МЕДЛИТЬ ТЕБЕ, ОЖИДАЯ МОЕГО ПРИХОДА.
Ища облегчения, он заговорил:
— Чем ты занят, друг мой?
Сергий открыл глаза и безыскусно откликнулся:
— Молюсь.
— Кому?
— Богу.
— Ты — христианин?
— Да.
— Бог — он только у евреев и магометан.
— О нет, — возразил Сергий, глядя на князя и не разжимая ладоней, — все, кто верует в Бога, находят в нем утешение и спасение — христиане в той же мере, что и евреи, и мусульмане.
Вопрос был задан отрывисто, резко; теперь же вопрошающий с удивлением отшатнулся. Он услышал тот самый постулат, на котором строился весь его план, — и услышал его от отрока, столько похожего на того самого Христа, которого он, князь, стремился лишить преклонения; отрок казался восставшим Христом!
Изумление князя проходило медленно, но, когда оно ушло, к нему вернулись и привычная проницательность, и способность ставить себе на службу самые на первый взгляд противодействующие обстоятельства. Юноша явно был умен, чуток, красноречив, одухотворен. Но каков при этом его дух, его мужество, его преданность вере?
— Откуда узнал ты такую доктрину?
Слова князя прозвучали почтительно.
— От доброго отца Иллариона.
— Кто это такой?
ebooksa