Покрутила, повертела.
— Надевай и носи.
— Не могу, не положено мне… Но переплавить можно на пыль огненную и продать на мрынке.
— Мрынке?
Я выкрутила свои волосы, напитанные грязной водой, и подол платья. Так холодно, как во дворце, мне уже не было, но сырость пробирала до костей. Даже в трясине так неприятно не было.
— Мрынок. Там все продают, даже кости трехглавого купить можно. За пыль мне дадут лепестки Ришепелеста… И стану я такой красавицей, каких свет не видывал. Как сами русалки.
— Русалки?
— Тебе ли не знать… аааа… А красавицы… голодными никогда не бывают. Ыыыыыы, — она заржала и руками костлявыми в воздухе перебирает, — давно не отведывала человечины.
Стало мерзко, и я невольно отшатнулась от нее подальше.
— Не дергайся… я рыбой не питаюсь. Своих, даже дальних родичей, мне трогать нельзя. Закон такой. А нарушать не могу, чревато… Владыка наш водный пострашнее Вия будет.
— Какой рыбой?
— Что, думаешь, я запаха не чую? Несет от тебя за версту. Любая водная нечисть учует, кто ты такая.
— А кто я такая?
— Не знаю. Но не человечка точно.
Кольцо в карман спрятала и веслом гребет, гребет.
— Скоро прибудем. Про кольцо водной колдунье не говори — отымет. Я ей дань за год задолжала. Нечем отдавать было. Время сейчас голодное, лысое. Ни путников, ни искателей приключений. Люд сюда не захаживает, нечисть болото десятой дорогой обходит. Сижу вот… годами голодная, страшная.
— А ты замуж выйди, деток роди.
На меня глазами зелеными зыркнула.
— За кого? За Лешего? За жАбонов? Чай не красавица, как ты. Деток…
— Да, деток. Ты бы, наверное, хорошей мамой была.