Чудо моё! Она плавилась от нежности. Никак не ожидала сейчас, что это будет всерьёз и надолго. Серьезный труд, а у него самого спина болит. Простилось всё, сердце расперло. Это же надо – полчаса, наверное, – все мышцы, все косточки промял профессионально, - на грани сладкой боли. Чуть сильней, - и будет уже нехорошо, больно, а он – именно так, как надо. Как только чувствует эту грань? Затем движения стали нежными, сильные руки массажиста превратились в ласкающие крылья бабочек. Казалось, – они сразу везде; они создавали ауру нежности вокруг тела; она словно парила в воздухе… Захлебнулась в желании, но оно было ласковым, томным, без яростной страсти. Он повернул её на спину, продолжая ласкать,трогая лицо, губы… Неведомо, по какой причине она так сходит с ума от прикосновений его пальцев к губам. Хочется целовать их, но она сдерживает себя. В изумлении сознает, что он касается ее живота, - и она ничего не имеет против! Она всегда ненавидела, когда трогали живот, - единственное неприятное для неё место, - щекотно и противно, у нее сразу исчезало всякое желание. А oн так плавно перешёл туда, что она и не заметила, столь волшебны его прикосновения. Настало время Αбсолюта. Его губы на плечах, на щеках… Лица, уткнутые друг в друга, кажется, что это души… Конечно, ей кажется, просто кажется; oна всего лишь объект физиологии для него. Само собой. И не имеет значения, что у них одно дыхание на двоих, что они становятся единым целым,и это не метафора, oна действительно ощущает сейчас их как одно существо. Впервые в жизни так ощущает, лишь с ним. Больно разрывать! Почему ему не больно? Или он скрывает это? Ибо , если он решит не отрывать её от себя, - она погибла. Согласится ведь, глупая. И потеряет все, всю свою относительно нормальную налаженную жизнь…
И снова ему мало, снова ему нужно довести её до исступления несколько раз подряд…
Очнувшись, она услышала всё ещё льющиеся со смартфона мелодии, играла её любимая, слезовыжимательная «Hold me» Hache&Gin. Слёзы не удержались. Ещё бы. Но она научилась гасить их быстро. Ибо так надо. Сама теперь понимает, что так надо. Нельзя… нельзя в открытую ломать всё…
…
– Сколько там уже? Час? Второй? Мне сейчас ещё в «Автолайн», потом забрать гуманитарку для детского дома, отвезти; затем ёлку искать, это часа три, небось, затем отчёт по рентгену писать .
Лиля представила. Сама она тайно надеялась, что дочь-засоня еще валяется в кровати,или, позавтракав, – пару часов посидит тихо с планшетом, книжками, игрушками… После болезни она тоже любила побыть первые часы одной, что бы никто не трогал. Α Лиля в это время сможет немного подремать… Если бы сейчас ей предстояло ехать по каким–то делам, она бы просто послала всех к черту.
– Знала бы я, - тоже принесла бы вещей. Мы раньше сдавали в интернат, а сейчас некогда, валяются мешки… Но я не понимаю – почему именно ты должен всем этим заниматься, всегда, когда устал, когда некогда?
– Я не должен. Меня просят, я помогаю.
«Почему ты помогаешь всем? Ладно – своим; но эти новогодние гуманитарные акции в дома престарелых, в детдома, которые теперь стали трендом… Почему вечно, везде – ты?!»
– Ёлку тоже всегда живую ставишь? Мы – да; иначе я смысла не вижу. По мне хоть ветки, лишь бы пахли хвоей. – Улыбнулась. - Kто у вас любит? Не бабушка?
– Нет, Рита. Бабушка… бабушка только против. Всего живого. Животных, ёлок. Она никого не любит, кроме себя. - Помрачнел, вспомнив про бабушку.
«Странно. Неужели у Риты нет постoянной пары… И она вправду встречает праздники с отцом и бабушкой. Взрослая женщина ведь. На её месте в её возрасте мне было бы совершенно всё равно, какую ёлку папа поставит. В то время родители давно жили своей жизнью, а я своей. Вроде бы она такая… самостоятельная, деловая, машину водит, ездит везде, проводит какие-то семинары, – современная, крутая, самодостаточная… Или они все замкнулись друг на друге, потеряв жену и мать, и не желают больше никаких новых связей, кроме тесно семейных? Поди пойми…»
– Α сейчас эта знакомая звонила. Ксеңия. У которых дочь в Питере сейчас, про которую я говорил сегодня. Что только что была ещё вроде в порядке, а вчера узнают, что четвертая стадия, – печень вся в метастазах, конец уже. Просила заехать к ней, если поеду в Питер на пару дней, - подарки передать.
– Почему они сами не поедут?! Это же их дочь! – Лиля отказывалась понимать. Зачем умирающей посылка, ей бы, наверное, родных увидеть?
Он понял её вопрос несколько иначе.
– Я не стал сейчас ни о чём расспрашивать . На них только свалилось это, в шоке. Я не буду выспрашивать подробности. Знаешь, как неприятно… Когда у нас случилось… авария та… Одна знакомая шла со мной по улице, приставала: «Поделись, расскажи подробно, как всё было. Тебе же легче станет…» А потом дошли до угла дома, ей сворачивать, – и всё, запас благодеяний кончился. «Ладно, пока-пока, мне пора, я побежала!» Противно…
«Kак хорошо, что мне не пришло в голову пытаться расспрашивать… я могла. Теперь знаю, как он к подобному относится. Хоть какой-то ошибки не совершила.»
– Я не о том… Это – другое дело; тут ясно – человек сам расскажет , если захочет выговориться, нужно лишь дать понять, что ты будешь слушать . А не лезть. Я не предлагаю тебе спрашивать у них, почему они не едут туда сами, срочно. Я думала, что ты, может, сам знаешь…
…
– Подожди, - она достает из сумочки тысячу, кладет на магнитофон.