Летчик 4

22
18
20
22
24
26
28
30

– Вот сейчас и посмотрим, насколько безопасность от нас зависит! – повернул голову и покосился на генерала. – И почему аэродромы не обозначены!

Ничего в ответ не услышал, да и не до ответов мне уже было. Потому что прилип к правому боковому стеклу Игорь и левой ладонью мне показывает, где находятся и что делают самолёты противника. Так понимаю, что никого он пока не наблюдает, потому что рука замерла неподвижно.

А мне в свою форточку и не выглянуть, банально нет времени и вообще возможности – я штурвал кручу, змейкой иду. Хорошо хоть Батюшин сообразил, самолично слева сбоку к стеклу протиснулся, высматривает неприятеля. И тоже пока молчит. Зато у меня такая прекрасная боковая поддержка образовалась – есть на кого боком опереться. Или плечом…

А вот и наши бортовые пулемёты на пару с кормовым голос подали – огрызнулись короткими очередями. Огрызнулись и зачастили, затарахтели. Носовой и верхний пока молчат, уже можно кое-какие выводы делать. Скорость? Скорость заданная. Ещё чуть-чуть можно добавить… И я толкаю вперёд замершую на РУДах руку инженера. Чёрт с ним, с этим расходом, не до него сейчас, как и до ресурса двигателей! Если нас сейчас зацепят, нам уже никакой ресурс не понадобится.

– Николай Степанович, видите что-нибудь? – мне сейчас не до формализма, поэтому спрашиваю так, как удобно. А когда припрёт, вообще буду просто генералом называть. А потом, после боя пусть выговаривает (если дурак. А Батюшин далеко не дурак, поэтому всё он понимает и сумеет сообразить. В бою и не то можно сказать, а уж что в обратку иной раз можно услышать, так это вообще ого-го…)

– Ничего не вижу! – даже не оглядывается мой импровизированный наблюдатель.

Хотел было сказать, чтобы назад и вниз смотрел, да спохватился, задавил на корню фразу. Наверняка сейчас отовсюду самолёты на перехват поднимут. Мы же приманка жирная, чёрт бы их всех там в столицах побрал! Так что пусть смотрит во все стороны, целее будем!

А мы так и идём змейкой, да вдобавок потихонечку высоту набираем. Очень потихонечку, чтобы скорость не потерять. Потеря скорости сейчас для нас смерти подобна! И это не метафора! Вот спинным мозгом чую, что просто так нас не отпустят. И всё только начинается, на самом-то деле! Дальше будет только хуже… Да ещё и солнце не за нас – в спину светит!

Четыре пятьсот, скорость так и держится на ста шестидесяти. На прошлой неделе мы экспериментировали, разгоняли над Ладогой машину до ста семидесяти. Больше просто страшно было. Ну и что, что у нас лобовик крыльев фанерой зашит, а дальше-то всё равно перкаль обычный…

Но всё, выше не полезу. Да и вряд ли кто-то из наших противников на подобное решится. Почему-то уверен, что за четыре тысячи здесь пока не забираются. Это чуть позже осмелеют, а пока опасаются подобных высот.

Стоп! Или у меня со слухом что-то не то, или… И я толкнул плечом Батюшина:

– Это ваши там стреляют?

Николай Степанович попятился задом, развернулся за креслом и прислушался. Опять же наблюдаю за ним через отражение в приборах.

– Мои…

– Самолёт нам не продырявят? Крылья не побьют?

– Люди опытные, не должны, – обиделся за своих стрелков генерал.

Ладно, мы тут все в одной лодке. То бишь, в одном самолёте. Должны соображать! Хотя, в азарте боя и с опытными всякое случается, это я по себе знаю…

– Сергей Викторович! – кивает на лобовое стекло Батюшин и этот кивок накладывается на чертыхание Игоря.

– Командир! Ты только глянь!

И я разворачиваюсь…