Ждать пришлось долго. Почти сорок минут. Потом на площадке появилась Говорова, потрепала Молчуна по макушке и молча села рядом.
– Ну и? – спросил Сергеев.
– Он тебе друг?
– Нет. Считай, что деловой партнер.
– Интересные у тебя партнеры, Сергеев.
– Жизнь у меня интересная, Ириша… Не помер хоть?
Говорова фыркнула.
– Живее всех живых. Завтра беседовать будешь. Он по-русски говорит?
– Говорит, говорит… Если прикидываться будет – не верь! Говорит неплохо, а понимает так просто превосходно.
– Один плюс, – сказала Говорова. – Тебе завтра не надо рано вставать и спешить на твою встречу. Ты же его искал?
Сергеев кивнул.
– Ну так отоспишься теперь. Он раньше часов одиннадцати утра тебе не собеседник. Да и к одиннадцати очухается только чуток. Пошли, я вас в гостевую отведу…
Гостевая была на третьем этаже. Тут тоже было тепло, но не так, как на втором. Сергеев зажигалкой разжег небольшую лампу, стоящую на подоконнике. Обстановка в комнате была что ни на есть спартанская – четыре кровати, тумбочки из крашеного ДСП, табуретки. В углу стояла вешалка – старая деревянная вешалка, она же подставка для зонтиков, словно пришедшая из детства. Точно такая же рогатая уродина с кольцом вокруг центральной стойки стояла в прихожей московской квартиры сергеевского деда – полковника Рысина.
Кровати были аккуратно застелены. На окнах висели белые, больничные занавески.
– Спать, мужики! – приказала Говорова и чмокнула Сергеева в щеку. От нее уже не пахло сном и теплом, как несколько часов назад, когда она встретила их в халате. Запах был совсем другой – боли, крови и антисептиков. – Туалет – в конце коридора. Давайте на боковую! И я пойду. На ногах уже не стою…
Дважды повторять приглашение ни Сергееву, ни Молчуну необходимости не было.
Простыни были восхитительно чистыми. Подушка мягкой, как пух. Одеяло теплым и легким. Сергеев еще успел подумать, как здорово было бы выпить на ночь стакан молока с ложкой меда, но мысль до конца не прокрутил, не успел. И так и уснул с ощущением тепла в гортани и вкусом горячего, с пенкой, молока на губах.
Глава 6
Сергеев мог бы стать человеком любопытным. Но профессия Михаила Владимировича воспитала в нем совершенно другие наклонности. Любопытство могло поощряться, но… Чаще всего любопытные заканчивали плачевно.
Иногда играл военный оркестр и на лафете катили гроб, укрытый знаменем. Никакой оркестр не играл над наспех вырытой могилой в безвестной лесополосе, куда только что сбросили добросовестно облитый кислотой труп.