Мародер

– Да сковородку, пожалуй.

– Выпить хочешь?

– С тобой разве…

– Ух ты хитрый татарский морда! Знает, что если с духанщиком, то в счет не ставят! И зачем я тебе этот обычай сказал! Теперь по миру пойду…

– Давай, давай, готовь иди, плачешь тут…

…Нет, до чего умеет настроение поднять. Пять минут поговоришь – и легко целый день. Надо ему те ножи принести…

Осетин ушел готовить, оставив за стойкой мальчишку-помогальника. Ахмет забил трубку, накрылся ароматным облаком. …Хорошо… Подбежал мальчишка, вытряхнул из массивной пепельницы остатки самокруток, протер стол.

– Здрасте, дядя Ахмет. Щас я вам чайку принесу, пока Сан Иналыч готовит.

– Привет, Сережик. Как у вас тут, хорошо все? Эти, торговцы-то, поди, чаевыми завалили тебя?

– Которые позавчера-то пришли? Да, у них дождешься… Целый день вчера пробегал вверх-вниз, дак один старший ихний пятерку сраную кинул вечером, и то только когда весь уже изнамекался…

– А много таскал наверх, сколько старших-то?

– Да чуть не сдох, пока носил. Девять в номерах, да носильщиков почти тридцать. Ну, эти в сарае ели, им пацаны носили, я выдавал только. А наверх я носил. Старшой у них старый такой, ну как вы… ой, прости, дядя Ахмет… И с ним еще трое. И бойцов еще пятеро, отдельно живут. Не такие уж и здоровые, до нашего хозяина им далеко.

– Да уж, Кирюху Базарного трудно переплюнуть. Купили у них чего?

– Дом – не знаю, а Сан Иналыч сахар взял.

Сережик был явно не прочь поболтать еще, но за спиной хорошего человека совсем уж далеко углубляться в его дела Ахмет счел излишним.

– Иди, иди, работай давай. Видишь, народ подходит? Чай обещал мне, забыл?

В кафушке на самом деле народу прибывало. Практически вся большая половина была занята, столов уже не оставалось – только места. На малой же, предназначенной для старших Дома базарных и чужих хозяев Домов, Ахмет все еще сидел один. Сидеть было комфортно, полумрак малой половины контрастировал со сравнительно ярко освещенным зальцем большой, получалось совсем как в театре. Мальчишка, наконец, принес чай, расставил по столу чайники, кружку, блюдце с сушеными яблоками.

– Сережик, ты не через Хасли добирался? – для порядка принялся ворчать Ахмет. – Уже моя порция, поди, готова, а ты только чай тащищь.

Ахмету в те первые годы даже во сне не могло присниться, что когда-нибудь он дождется избавления от непрерывной угрозы со всех сторон. Мужа и жену Ахметзяновых спасла, в сущности, слепая случайность – Ахмет быстро спохватился и инстинктивно принялся мародерствовать, верно прогнозируя будущий обменный курс большинства ресурсов. В процессе мародерства ему нередко улыбалась удача, и он ни разу не перешел дорогу более сильному, вернее, ни разу не попался. …А таких было много, как я между ними просочился – непонятно… – удивлялся Ахметзянов, вспоминая иногда те времена. – Ведь какие волки тогда по Тридцатке шнырили – вспомнить страшно. И где они теперь? В виде говна собачьего по всей округе валяются, а я вот он, сижу. Да, правильно говорилось: не будь сильным, напорешься на сильнейшего. Впрочем, сначала, когда народ еще не очухался, была такая халява… Кругом лежало столько добра, и, из этого времени глядя, просто диву даешься – как люди умудрялись так обильно дохнуть в первые зимы.

Простой вопрос: как сделать так, что ни у кого никогда и мысли не возникло, что у тебя можно что-то отнять? Ответ прост – напугать до усеру, как еще. А как это сделать? Тоже не секрет. Надо на копеечный вызов ответить так, чтоб судьба вопрошающего долго вызывала нервный озноб у желающих вопрос повторить. Еще не умея все это сформулировать, Ахмет прекрасно чувствовал эти простые вещи, и у него хватало ума реагировать соответственно. Так он и поступил ранним февральским утром, когда озверевшие еще не от голода, скорее, от страха перед надвигающимся голодом жители соседних домов решили добраться до его припасов. Он почуял недоброе загодя: с вечера нехорошо горели уши и лицо, все валилось из рук, мысли то неслись, то спотыкались и подолгу застревали на какой-нибудь идиотской фразе – короче, Ахмет плотно присел на измену. Не находя себе места от тревоги, он всю ночь слонялся по комнатам, курил, прислушиваясь к вою ветра, топил печку – всячески пытался отвлечься, – но все было бесполезно, беспокой не отступал, становясь все менее смутным. К четвертому часу ждал гостей уже с минуты на минуту: классическое время, собачья вахта. Зарядил «ижака» четырьмя нолями, ввинтил запалы в две эргэошки. Однако ничего не произошло, даже появился соблазн списать предчувствие на ложняк. Наконец, вымотавшись идиотским ожиданием хрен знает чего и докурившись до смрадного перегара, как-то незаметно уснул в кухонном кресле.