Мародер

…Ага, сучонок, сломался, выделил смазку-то. Ладно, залупаться сверх меры не будем; нам, похоже, скоро служить вместе…

– Личному, – буркнул в сторону Ахмет.

Мужик облегченно отъебался, изобразив повышенное внимание к разговору за столом. Подождать пришлось изрядно, к Коневу постоянно вламывались со срочняками. Наконец, он сам вышел из кабинета – видимо, обедать. Очередники тут же увязались за ним, пытаясь на бегу что-то втолковать или, может, что-то выпросить. Ахметзянов решил остаться и еще подождать – бегать за Конем по коридорам Пентагона вламывало. Который уже раз за сегодня набил сочащуюся горечью трубку, выкурил, прошелся по коридору, попытался проковырять дырку в толстой наледи на оконном стекле – бесполезно, льда на палец. …Темнеет уже. Бля, целый день тут просидел. У-у, падишах хренов. «Разговор есть», «Выдвигаться незамедлительно», – беззлобно ругался Ахмет, ковыряя замерзшее стекло. Он не был особенно удивлен или раздосадован – с любым начальством всегда так.

– Ты Акмезянов? – В двери торчала вопросительно приоткрывшая рот голова.

– Ну.

– Давай за мной, Сам зовет.

Прошли в конец коридора, где посыльный постучал в ничем не отличающуюся от других дверь, и сдал Ахмета на руки открывшему. Ахмет удивленно огляделся – комната была пуста, только стул у окна и пепельница на подоконнике.

– Че встал? Вон, подымайся. – Вояка ткнул стволом огрызка[41] за спину Ахмета.

Обернулся – точно, у двери лестница. Ведет в открытый люк на потолке. …Ну, сейчас узнаем, на хера им верхние этажи. О, понятно. По крайней мере, про четвертый. Не успел еще Ахмет преодолеть и половины лестницы, как откуда-то словно издалека, приглушенные стенами, до него донеслись характерные вопли. Тут у них информацией занимаются. Вон, смотри-ка, на тапе, что ль, кого-то исповедуют?[42]

Сопровождающий молча провел его по пустому коридору, открыл без стука очередную безымянную дверь, заглянул: «Заводить?» Там, видимо, велели заводить. Так же молча махнул Ахмету – давай, мол. Войдя, Ахмет оказался в холодной темноватой комнате. …Опа, это ж тот козел из приемной… Конь и еще двое, за длинным столом, накурено каким-то бамбуком типа «Примы», буржуйка, труба не в окно, в стену куда-то, окна заделаны на совесть – «мух»[43] боятся, недавно жрали (мясо с картошкой и квашеную капусту) и выпили понемногу (не спирт, не водка; что-то типа вискаря).

– Здорово, Ахметзянов! Живой еще?

– Здравжлатащщгнал! Не дожжотесь!

Конев сначала притормозил на секунду, видимо, совсем здесь от шуток отвык. Дошло наконец, все, кроме нахального козла с капитанскими звездочками, немного посмеялись.

– Садись давай.

Ахмет присел на указанный стул, расстегнул бушлат и изобразил внимание.

– Есть у меня информация…

– Пасхин, с-с-сука… – тихонечко, но отчетливо вставил Ахмет.

– …Что ты вроде как сечешь по минным делам. МВД где обучался?

– Да не обучался я ничему, Николай Сергеич! Пасхин болтает, сам не знает че. Я в РВСН[44] служил срочную, в Державинске. Пулеметчик должность, сурков в степи гонял все два года. Шахты пусковые охраняли от сайгаков.

– А у меня вот другие данные. Вот и Борис Михайлович подтверждает, что… – С издевательской ухмылкой Конь повернулся в сторону сидевшего справа. Тот важно кивнул. – …С двенадцатого марта тысяча девятьсот восемьдесят шестого года по тридцать первое мая того же года рядовой Ахметзянов в части числиться продолжал, но фактически находился в УЦ[45] РВСН «Светлый», в/ч номер такой-то, где в числе прочего сдал зачеты по МВД и ПСР. Это че за «ПСР» еще такой? Отчислен за неуставные взаимоотношения и с позором возвращен в Державинск, гонять сусликов. Ты кого наебать решил, салага? – довольно осклабился Конь. – Нет, только гляньте – врет, как срет, и не краснеет!