Жирик молчал. Ахмет чувствовал, как он пытается вычислить процент, на который можно приоткрыть намерения. Еще он чувствовал, что сейчас лучше всего сказать правду, момент располагал именно к открытым картам.
– Товарищ старший лейтенант.
– Я, – задумчиво отозвался Жирик, все еще, видимо, решающий задачу меры открытости.
– Я к тебе с предлогой пришел, только она покажется тебе немного трудноватой. Она и на самом деле трудновата, но ниче такого суперсложного.
– Че, Нигмата вздернуть, а шахту подмять?
– Хе, однако размах у вас, господин офицер. Не настолько. Вот ты тут, я слышал, пытался как-то оказывать сервисные услуги предприятиям розничной торговли…
Жирик не стал выдерживать тон и откровенно хохотнул:
– Да уж…
– Вот. Я вот тут себе думаю, что делать это все же надо, но малость не так. Надо как-то обставить все это по-культурней. Думаю, пора эти все толкучки немного укрупнить, вот. Каждая отдельная толкучка содержать Дом не сможет, а если их согнать в одну, то ма-а-аленького процента с ихнего общего оборота хватит на то, чтоб содержать десяток нормальных бойцов. Вот такие мысли.
– И как ты меня в этом всем видишь? Шугануть маленькие толчки и потом охранять твой базар – правильно понимаю? Если так, то подписываюсь.
– Не, товарищ старший лейтенант, обожди подписываться. Я не хочу рано или поздно маслин твоих нажраться. Ты немного не тот парень, товарищ Кирюхин, уж прости за прямоту. Ты всегда будешь смотреть в лес. Поэтому считаю, что базар должен принадлежать твоему Дому. Подходит такой расклад?
Кирюха довольно продолжительное время смотрел на Ахмета и че-то решал. Потом протянул Ахмету ладонь:
– Ты умный человек, татарин. Когда все получится, а я знаю, что все получится и я подымусь, обещаю тебе – в твою сторону первым не выстрелю.
– Добро, побили[102].
– Ахмет, вот еще, сразу. Мне надо знать твой интерес в этом во всем. Ты не просто так это делать собрался, и я хочу знать, зачем тебе это. Примерно понятно, конечно, но лучше сам конкретно скажи.
– Вот мой интерес, чтоб не было непоняток. Мне надо, чтоб вокруг моего Дома были другие Дома, где сидят нормальные люди, хорошо ко мне относящиеся. Не должные мне, заметь, – все, что ты сделаешь, ты сделаешь сам и мне должен ничего не будешь, – а именно хорошо ко мне относящиеся. Чтоб я был им выгоден. Чтоб в тот момент, когда я, волей случая или по недосмотру, помешаю им в чем-то – чтоб до, до того, как стрелять, они мне сказали: Ахметзянов, есть недопонимание. Вот такое и такое. Понимаешь ход? Тебе вот я выгоден буду, как конкретно – потом протрем, важно, чтоб непоняток в целом не осталось. Ну че, не видишь лажи в моих словах?
– Нет, лажи не вижу. И не чую.
– Ну и слава богу. Ну ладно, давай чеши репу… – Ахмет начал подыматься.
– Куда собрался? Ниче я чесать не буду. То, что ты сказал, мне нравится, и я подписываюсь. Хочу конкретики послушать, ты ведь это не вчера придумал. Давай, изложи, как видишь.
– О че значит военный человек. Не хуй сопли жевать, да? Ну, давай. Вообще-то, карту бы не хило принесть, да хрен мы че тут разберем впотьмах. Короче, мысля такая. Фазанку шестнадцатую знаешь?
ebooksa