– А это ниче, ниче… кому какое дело… – бормотала баба, сворачивая девчонкину кожаную куртку; надо отметить – довольно сносную.
– Ну ты, крестная мать уральской работорговли, идешь, нет? – окрикнул бабу Ахмет. – Пошли давай, пока добрый папа не передумал!
Рассчитав бабу, Ахмет протолокся на базаре до последнего торговца, засунул нос в выручку («Шестьдесят пять!» – радостно доложил Немец, торжественно неся коробку наверх), затем выкурил трубочку с заступившим в караул ментом Аркашкой, да и побрел восвояси, продолжать попытки хоть немного приручить найденного на торжке кавказца.
Через день кавказец вышел-таки из подвала и принялся лакать воду из миски, косясь на мирно курившего рядом Ахмета. Вечером пожрал ошпаренных крыс, еще через день давал себя трогать и впервые прилег, привалясь боком к Ахметову валенку. Сразу понял, куда нельзя соваться, когда хозяин показал ему минные рубежи. А потом навалило снега, как в детстве, – едва не под колено. Встав рано утром, Ахмет взял лопату и пошел чистить дорожки во дворе, проковыряв первым делом дырку в необустроенный подвал, избранный псом под резиденцию. Пес вылез, обоссал сугроб и, вместо того чтоб отправиться по своим собачьим делам, составил ему компанию. Раскидывая снег, хозяин постоянно о чем-то говорил с псом, сам себе отвечал и иногда смеялся:
– Да, псиное отродье, сукин сын? Че молчишь? А? Как, твою мать, с могилой на кладбище базарю. О, кстати, тут думал, как тебя погонять, слышь, нет? Ты же, волчара, прописался тут, жрешь как Кирюха, а объявиться – это мы забимши. Вот налеплю тебе погонялу Могила, и че будешь делать? Слышь, э! А как в цвет тебе Могила, чуешь? И крыс дохлых в тебя кидают, звуков не издаешь, и страшный опять же. В натуре, Могила ты и есть.
Пес внимательно слушал, легко убирая морду от редких неплотных снежков.
– Ну ладно. Ты вроде пацан по жизни, так что двусмысленностей избежим. Будешь Кябир[145]. Это, в принципе, та же хрень, только вид сбоку. Мужеского роду, а то Могила, Маша, Даша… По-нашему это, понял? Ты кавказец, а сталбыть, нам хоть и носатая, но, типа, родня.
Через неделю пес пообвыкся – уже оборачивался на погоняло, не дергался на домашних и вообще вел себя культурно. Обоссав двор по границе минирования, стал считать его своим, порыкивая в редких случаях приближения чужаков. Хозяин отвел ему самую большую конуру, когда-либо достававшуюся псу, – весь второй этаж своего Дома, справедливо рассудив, что лишние двадцать метров почуять врага не помешают, а попасть на растяжке шансов все ж меньше.
Ноябрь сменился снежным декабрем, спокойные дни вяло тянулись в мелкой хозяйственной суете: хозяин с домашними бурил скважину в подвале, присоединил еще комнату к жилой части, намереваясь сделать наконец человеческую баню, да много чего. На базар не ходили, выжидая, пока те, кому ждать нельзя, пробьют в целине тропки. Наконец, ранним утром, потемну, на базар потянули свои огромные грузовые сани дровяные с НФСа[146].
– Кябир! Хорош, а?! На квартал уже отошли, а ты все рычишь. Типа самый бдительный, да? У-у, рожа! Кстати, че морда грязная? А, примерзло… Ну-ка, дай… Вот. Теперь ниче, фасонистый. Так и ходи, понял? Не помой свой Дом и хозяина, ракушка. «…И красил масть пацанской зэчкой…»[147] А то вон Кирюха щас придет, и че? Скажет, и Дом у вас помойный, и пес вон бегает грязный. Чмо, наверное. А от пса до хозяина… Так. – Хозяин расслышал, наконец, сам себя. – Че я там ляпнул? Кирюха придет? Ну что ж, давно уже болтаем, пора и дело сделать, да, сучий сын? Тогда пока, меным алтыным, пойду скомплектуюсь…
Спустившись, Ахмет принялся собираться в дорогу, рассчитывая на неделю. Закончив, заперся в своей комнате и приготовил десять аммоналовых шашек – одну здоровую, граммов на восемьсот, пару на двести – двести пятьдесят, а остальные маленькие, под воронку, – прошибать дыры и замки. Пока ковырялся – уже обед, из подвала поднялись вкусно пахнущие свежими опилками Серб с Почтарем и толкаются возле умывальника. Прошел на кухню – у-у, запах какой!
– Че там пахнет так?
– Собрался куда-то?
– Собрался. Полторы недели, все уже сложил, ниче не надо. Пахнет-то чем?
– Да решила гуся запарить, вас, поди, достала уже шкварка, да? Че им висеть, уже вон Новый год скоро, а мы ни одного еще не снимали, хоть поедите вкусного.
– Еще тарелку ставь.
– Что, ждешь кого?
– Жирик зайдет.
– О-хо-хо, – задумалась жена. – Только его нам и не хватало. Я ж гуся только половину отрубила, щас прорва-то эта все сожрет, едва усядется… Так, ладно, че-нибудь придумаю. Пить-то будете? Хотя куда там пить, в дорогу-то…
– Да достань, выйдем-то к вечеру только. Если выйдем.
ebooksa