От легенды до легенды
— Отойдите все подальше! Миша, бегом вниз к техничкам, позови плотника, дядю Володю…
Сбежавшиеся на грохот коллеги единодушно решили, что Ирина Михайловна и девочка родились под счастливой звездой. Перепуганный Володя оправдывался:
— Я же лично все крепления перед 1 сентября проверял, у меня же сын в этом классе учится…
В ночь, когда предстояло пройти испытание огнем, разгулялась гроза. На этот раз Ирина решилась добавить в чай бабе Насте данную ворожеей настойку. Когда послышался легкий храп, Иришка натянула поверх одежды непромокаемый пластиковый плащ, сунула ноги в резиновые сапоги и при свете белесых молний выскользнула из дома. Обычно она не боялась грозы и не очень понимала мать, бледнеющую при первых же раскатах грома, закрывающую наглухо все окна, занавешивающую зеркала и старинный блестящий самовар. Иришке даже весело было наблюдать, как стремительно неслись и клубились темные тучи, как раскалывалось небо от огненных стрел, как оглушительно грохотало, словно катились пустые бочки по каменной мостовой в приключенческом фильме. Мать всегда стаскивала ее с подоконника и шептала молитвы святому Илье-пророку и Пресвятой Богородице. Однако эта ночная гроза мало походила на виденное раньше. Иришка вдруг явственно ощутила себя совершенно беззащитной перед бьющими с неба слепящими молниями. Она вышла за село не таясь — в такую погоду не стоило опасаться нежелательных встреч. Небесная канонада все усиливалась, далекие зарницы превратились в близкие, почти непрерывные сполохи слепящего света. Девушка поднялась на небольшой пригорок, медленно разделась, простерла руки к полыхающему небу. «Лик Вышнего чудесный, гром небесный, меня простите, проклятие смирите. Ключ. Замок. Язык. Да будет так». Казалось, голубовато-серебряные стрелы летят прямо в нее. Иришка даже обрадовалась первым каплям дождя: начало ливня означало, что гроза уходит дальше. Ослепительная мертвенно-голубая вспышка… удар… Она очнулась от льющегося на голову ледяного потока, поняла, что лежит на земле без сознания уже несколько минут. Струи дождя нещадно полосовали распростертое в жидкой грязи тело, тонкая ткань рубашки прилипла к туловищу, мокрые волосы опутали лицо… Девушка пришла в себя от пульсации оберегов на шее — казалось, они налились живым теплом и слабо толкали в грудь. Домой она вернулась промокшей до нитки, но счастливой самим фактом своего существования. Вот только со зрением начали твориться чудеса: очертания предметов то двоились, то расплывались, в темноте ей мерещился ослепительный свет, а днем плыли темные полукружия и пятна.
Наутро в дом бабы Насти неожиданно пришла Матрена. Она появилась неслышно (как призрак, подумалось Иришке), — только что во дворе никого не было, и вдруг на пороге возникла высокая фигура в черном. Всегда приветливая и гостеприимная баба Настя скривилась, словно откусила яблока-дички, и сквозь зубы процедила:
— В тэбэ справа яка, Мотря, чи так прийшла?
— Та, я попросить твою квартирянтку, хай бы мени помогла трохи, трэба дещо зробыть.
— Тю, чи ты здурила, стара, чого б то дитя до тэбэ йшло? В тэбэ е кому помагать: и дочка, и невистка, их просы, Ирци николи, вона зараз на роботу йде, а ввечери мы будем ремонт робыть.
Матрена ушла несолоно хлебавши, а баба Настя достала мешочек со святой солью и начала истово сыпать по углам хаты, приговаривая: «Солью, солью посыпаю, семье покой возвращаю. Соль да вода тому, кто испортил мою семью. Да будет так». Ире она свои действия объяснила тем, что у Матрены дурной глаз, ничего хорошего она сроду никому не сделала.
А по дороге в школу на Иришку набросилась собака. Огромный темно-серый пес с коротким рыком мчался на девушку, волоча за собой тяжелую цепь. Ира успела только выставить вперед локоть, защищая горло, и отпрыгнуть к забору. Страшные клыки остановились в нескольких сантиметрах — цепь застряла в кусте сирени, из соседнего двора к ним с жутким матом мчался перепуганный хозяин пса…
План земельных угодий бывшего колхоза нашелся в шкафу кабинета истории, у запасливой Валентины Андреевны. Иришка пробормотала что-то про попытку написать серию очерков о селе для местной газеты, но историчка отмахнулась:
— Надо, значит, надо, бери, пользуйся. Это не секретная информация, для людей собирала и храню. Хорошо, что кому-то интересно.
Иришка несколько раз просмотрела огромный пожелтевший чертеж, пытаясь запомнить границы владений сельчан и представить это на местности. Получалось, что надо было идти вдоль маленькой речушки, затем полями, под лесом, до границы с Дремайловкой, обойти небольшое болотце, выйти к яблоневым садам Фруктового, затем — вдоль объездной шоссейной дороги до реки, а там — над рекой, за очередным болотом и лесом, по лугам к исходной точке. Дважды приходилось пересекать основную трассу. «Даст бог, в такой час немного будет транспорта, а то как бы крыша у людей не поехала при виде полуголой девицы, расхаживающей накануне покровских заморозков босиком», — усмехнулась про себя Иришка. Заморозки, в самом деле, собирались нагрянуть в ближайшую ночь. Дожди наконец прекратились, небо вечером напоминало перевернутую чашу расплавленного золота, все предметы в предморозном воздухе приобрели ясность и четкость рисунка тушью.
На этот раз Ира вышла из дома за полчаса до полуночи, прямо в одной рубашке. «В крайнем случае прикинусь лунатиком», — решила девушка. Она понимала, что эта ночная прогулка по стылым лугам и полям, под порывами почти зимнего ветра, дастся особенно тяжело. За ночь предстояло отмахать несколько десятков километров, в кровь сбить ноги. Путь казался бесконечным, перед глазами мелькали и расплывались яркие пятна, черные круги, калейдоскопом сменяя друг друга. Поначалу было очень холодно, но постепенно она разогрелась от быстрой ходьбы. Ожерелья на шее вновь начали наливаться теплом, волнами расходящимся по всему телу. Там, где поля были более-менее ровными, она переключалась на бег. Приближалось полнолуние, поэтому даже при почти полностью затянутом тучами небе можно было рассмотреть неясные очертания предметов. Внезапно свет пропал полностью. Иришка напрасно таращила глаза, терла веки кулаками, вертела головой. Ее окружала плотная непроницаемая чернота. Хуже всего, что девушка совершенно не представляла, куда идти дальше. Вытянув вперед руки, ступая неверными ногами, Ира сделала несколько шагов вперед и ощутила, что падает вниз, в плотную упругую темень. Она приземлилась на обе ноги, следом прошуршала осыпающаяся земля, и стало совсем тихо. Девушка запрокинула голову, с трудом рассмотрела на фоне темного неба черные конусы земли. Ступила несколько шагов — и рука уперлась в шероховатую стенку. Ира попыталась определить, где находится верхний край — на голову снова посыпалась земля. «Яма, я свалилась в какую-то яму, — поняла Ирина. — Что же это может быть? Скорее всего, песчаный карьер на границе с Дремайловкой. Значит, я одолела почти половину пути. Надо было забрать немного влево». Она начала осторожно обходить яму, касаясь рукой стенки, пытаясь найти более пологий край — все было тщетно. Попытки подпрыгнуть и ухватиться за край обрыва не увенчались успехом — ободранные пальцы хватали комья земли и пожухшую траву. В отчаянье девушка вернулась в угол и начала руками выцарапывать углубления в земляной стенке, шепча: «Именем силы четырех частей света, восхода и захода, луны и солнца, земли и воды, грома и молнии…» Песок тут слежался плотными, перемешанными с глиной пластами — чтобы выковырять несколько пригодных для подъема ступенек, пришлось потратить почти час драгоценного времени. Ставя ноги в углубления, упираясь спиной и головой в смежную стенку, обдирая коленки, она подтянулась до края карьера и перевалилась на поверхность. Несколько минут лежала, приходя в себя, потом поднялась и направилась в сторону темневшего вдали леска. Время от времени Иришка вынимала из ладанки на шее зернышки дикого мака и кусочки дербенника, бросая их на землю, повторяя вычитанные в бабкиной тетрадке заклятия: «Плакун, плакун! Плакал ты много, а выплакал мало. Катись твои слезы по чистому полю, не разносись твой вой по синему морю. Будь ты страшен злым бесам, полубесам, старым ведьмам киевским. А не дадут тебе покорища, утопи их в слезах; а убегут от твоего позорища, замкни в ямы преисподние. Будь мне слово при тебе крепко и твердо. Век веком!»[96]
Протяжный стон раздался из шелестевшего слева камыша. В первое мгновение она решила не обращать на него внимания, но стон повторился, в нем слышалось что-то знакомое, родное. «Сережка!» Ира рванулась на звук, сухие стебли громко хрустели у нее под ногами, осока резала босые икры, ступни оскальзывались на торфянистых кочках. Воображение рисовало истекающего кровью, с раной в боку, юношу. Стон повторился уже глуше, где-то левее. Она бросилась туда, где погибал ее единственный, любимый, родной… Ноги погрузились в холодную болотную жижу. Девушка попробовала вытащить их из торфяной ямы и поняла, что увязает все глубже, что болото засасывает ее. Стоны прекратились, где-то далеко мелькнул гнилостный огонек, раздался издевательский хохот. «Морок, — поняла Ирина, — а я провалилась в торфяную яму-копанку. Как глупо». Она попробовала найти опору рукой — рука тоже скрылась в черной жиже, с трудом выдернула одну руку, как тут же увязла другой. Ноги погрузились уже почти по бедра. «Если дойдет до пояса — не выберусь, засосет». Чудом выхватив обе руки из вязкого плена, девушка изогнулась и упала на спину, запрокинув руки назад. Онемевшие скользкие пальцы вцепились в пучок осоки на краю копанки. Осторожно, стараясь не слишком резко дергать ненадежное растение, Иришка подтянулась поближе к краю ямы. Перебирая руками, нащупала острые концы срезанного плетельщиками корзин куста ивняка. «Печатью мертвой звезды и луча живого заклинаю…» Медленно, сантиметр за сантиметром, она вытаскивала себя из болотного плена. Наконец ощутила спиной твердую землю, последним усилием рванула занемевшие ноги. Болото недовольно чавкнуло и выпустило свою добычу. К дороге под лесом она пробиралась, ощупывая каждый шаг подобранной тут же, на кочке, палкой.
Следующие несколько километров удалось преодолеть без особых приключений. Машин на трассе почти не было, девушка прокралась вдоль кольцевого пути и с облегчением свернула к реке. Шум автомобильного двигателя и свет дальних фар заставил ее прижаться к огромному придорожному вязу и затаиться. Машина плавно подкатила к речному обрыву, затормозила. Из автомобиля вышли двое мужчин, открыли багажник, с трудом вытащили тяжелый тюк, швырнули в кусты с откоса.
— А это куда? Добить? — спросил один.
— Кидай в воду, и так подохнет на… — коротко ругнулся другой. — Развели в доме зверинец, понимаешь.
Из своего укрытия Иришка с ужасом наблюдала, как мужик, размахнувшись, забросил в реку темный, отчаянно пищащий комочек. Комок шлепнулся в воду, заколотил лапками.
— Поехали, — потребовал водитель, — а то заметит кто, вопросов не оберешься, теперь за мусор штрафуют.