Они обнялись.
— Как я рад тебя видеть. И сними ты эту маску, я не заразный.
Максимов снял.
— Да у тебя морщинки появились. Будто сто лет не виделись.
Нет, это не Кирилл, это определенно не Кирилл.
Максимов присел на край кровати.
— Я уже три дня прошу, чтобы дали возможность тебе позвонить, а мне говорят, нет тебя.
— Да, я это… Уезжал в командировку на выходных. Как ты вообще? Смотрю, рука перевязана, перелом?
Он взглянул на свои бинты, будто сам только заметил их.
— А это то. Вывихнул при посадке. Ничего серьезного, я бы уже снял. И вот головой еще стукнулся чуть, — он привстал, поставил подушку вертикально и облокотился.
— Ты отделался легким испугом.
— Хорошо, что ты пришел, наконец. Тут полная неразбериха твориться. Эти врачи даже не могут в документах нормально разобраться. Нереальная бездарность. Упорно считают меня Кириллом. Я им говорю, паспорт мой посмотрите, а они мне таблетки суют. Ты же меня знаешь, я под расстрелом эту химию жрать не буду. Ты поговори с ними, подтверди, что я это я.
— Я поговорю, — Максимов открыл бутылку воды и сделал несколько глотков.
— Держат меня взаперти, как в тюрьме. Все говорят должны следователи прийти поговорить. Или ты как раз за этим?
— Вроде того.
— Кстати, тот осколок, нашли его?
— Да, нашли. Стюардесса успела убрать его в шкатулку.
Он облегченно выдохнул.
— Ты не мог бы выяснить в какой она палате? Ее Катарина зовут. Хочу попроведовать и передать кое-что. Врачи мне не говорят ничего, я им больше тут не друг, похоже.
— Она погибла.