Парик для дамы пик

Она привела себя в порядок и, услышав в прихожей характерные звонки (ровно четыре сигнала, о чем Аристарху той злополучной ночью рассказала подвыпившая Ирина Званцева, когда они вместе пили у нее самогонку), пошла открывать. Она встретила своего убийцу обнаженной и готовой к любви. Но, увидев вместо Михаила Георгиевича мерзкого мужичонку из ресторана, да еще в резиновых перчатках, не успела сказать двух слов, как была задушена прямо в маленьком, общем с Коршиковыми коридорчике, на полу… После чего убийца втащил ее в прихожую, запер двери и затем перенес в спальню на кровать, где лишил волос на голове. Он волновался, а потому начал состригать волосы своей первой жертвы не теми ножницами, которые выкрал из «Коломбы», а другими, но тоже острыми и явно профессиональными, лежавшими в спальне на столе. Он и не подозревал, что держит в руках ножницы «своего» парикмахера, которыми Коршиков пользовался время от времени, подравнивая волосы любовницы, и на которых еще сохранились отпечатки его пальцев. Аристарху катастрофически ВЕЗЛО! Вторые ножницы, получалось, он должен был использовать и оставить у Званцевой. Что он и сделал. Кто бы мог подумать, что соседка Абрамова украдет их вместе с париком…

Отрезав и сбрив волосы, он надел на голову мертвой Зои парик. Опасную бритву и пену для бритья, которые были захвачены им из дома, он позже закопал в своем саду, неподалеку от теплицы. Волосы жертвы он завернул в газету, одну из тех, что стопкой лежали в том же самом коридорчике, рядом с дверью парикмахера. «Проставленные на газете цифры должны были всплыть чуть позже, – рассказывал Озе. – Волосы не должны были обнаружиться так скоро, это вызвало бы подозрение, поэтому я ждал… Ждал подходящего момента, чтобы подкинуть сверток с волосами на самое видное место, в центре города, на небольшую мусорную свалку возле рынка, в которой постоянно копаются нищие».

И ему снова повезло – сверток, только с волосами уже обеих жертв, обнаружили люди Брича и принесли Земцовой, которой именно этого звена и не хватало для того, чтобы уже окончательно поверить в то, что настоящий убийца – влюбленный и терзаемый ревностью парикмахер.

Так убийца избавился от второго свидетеля. Затем он убил и остриг Иру Званцеву. Потом – Абрамову, у которой забрал три ее парика, чтобы подкинуть их в почтовый ящик Земцовой, – очередная наводка в адрес парикмахера, свидетельствующая о том, что совершено еще одно убийство. И позже ждал, затаившись, как охотник, появления в Багаевке, в местности, которую он знал, как свои пять пальцев, Холодковой и Земцовой. И если бы не телефонный разговор Юли с Крымовым, когда она, страшно волнуясь, рассказала подробно о том, как идет расследование этих убийств, и если бы не его совет поместить в ее машину двух манекенов вместо себя и Холодковой, то Озе сгубил бы не пять, а семь душ…

– Скажите, Озе, что вы испытывали, убивая этих молодых женщин?

– Я не видел женщину, я видел лишь горло, которое мне надо было сдавить… Я работал над собой, старался абстрагироваться, даже пытался представить, что я зверь, который, чтобы выжить, должен лишить жизни другое существо… Я боролся за жизнь, и всякий меня поймет… А еще я понял, что к смерти, как и ко всему остальному, можно привыкнуть. Я возвысился над смертью и перестал бояться. Кроме того, я был уверен, что меня теперь никто не поймает. Вы вот сидите, слушаете меня и думаете, что я – страшный человек, гнусь и падаль… Но сам-то я знаю про себя другое. И я жив, в то время как эти женщины – не лучшие, прямо скажем, экземпляры, готовые разорвать друг друга при случае, как злые гиены, – мертвы!

И, помолчав немного, добавил:

– Я совершил три ошибки. Первую, когда не рассчитал удар, который нанес Рыскину графином. И вторую, что не застрелил этого… который заявился ко мне сегодня утром…

– А третья ошибка?

– Третья? – Он сжал кулаки. – Третья ошибка и вовсе непростительная… Пока я был здесь и убирал свидетелей, – он усмехнулся, – кто-то украл папку с рукописями и истоптал всю теплицу… Так что теперь ждите новых убийств, трагедий и афер… А я? Я что? Со мной все кончено… И я не боюсь смерти…

«Это слабое утешение», – подумала Земцова, утомленная тяжелым разговором и той ролью, которая отводилась ей в этой драме.

Погибли две молодые женщины. Нелепо. Страшно. Не стало известного журналиста. Убита пенсионерка. Официант. А Озе, видите ли, «возвысился над смертью».

Пора было звонить Корнилову, чтобы он приехал на квартиру Пресецкой, своими ушами услышал признание Озе и отпустил на свободу Коршикова. Виктор Львович будет несказанно рад, что убийца Рыскина найден; о нем, следователе прокуратуры, напишут все центральные газеты России и, быть может, даже снимут репортаж. А там, глядишь, и повысят в звании…

Была глубокая ночь, когда она приехала к Бобрищеву. Приехала без предупреждения, уставшая, продрогшая и глубоко несчастная. Но не за любовью и лаской. Ей хотелось одного – развязаться с этим человеком раз и навсегда, но прежде, конечно, получить от него прощение.

– Привет, – сказала она, увидев его на пороге в халате и шлепанцах.

– Юля? – Он растерянно улыбнулся, пропуская ее в дом, как человек, которого застали врасплох. – Я уж думал, ты никогда не придешь…

Глаза Николая блестели, а розовый женский румянец на его щеках и аромат коньяка, который исходил от него, подсказал ей, что она оторвала его от ужина. И тут, как бы в подтверждение этого, откуда-то из глубины квартиры в прихожую хлынула волна теплого воздуха с запахом жареного мяса, словно открылась дверь, ведущая на кухню… «Да ведь он не один!»

– Я на минутку… – она торопилась все сказать и уйти.

– Да ты проходи, Юленька… – он, как ей показалось, готов был снова распахнуть ей свои объятия. «Завидной широты душа», – пронеслось у нее в голове.

– Нет-нет… – она даже притопнула ногой, как бы ставя точку на этом. Она никуда не пойдет, это чревато последствиями. – Ты, наверное, уже слышал… про Озе и Рыскина, знаешь, кто убил твоих женщин. – И, не дав ему сказать ни слова, выпалила то, ради чего приехала: – Коля, я хочу попросить у тебя прощения. Ты – красивый мужчина, добрый… И я где-то даже понимаю тебя и твое стремление окружить себя женщинами… Они были счастливы с тобой… Не знаю, как так получилось, но я на самом деле подозревала многих, почти всех… И тебя тоже. И обоих Коршиковых. И Женю Холодкову. Словом, всех, даже Пресецкого…