Роспись по телу

– Вы просто завидуете ему, – вдруг осмелев, произнесла Ольга и покраснела. – А он мне, если честно, так понравился…

– Как он нашел вас, Оля? – вдруг спросил Харыбин.

– Он? – Ольга покраснела еще больше, а на лбу ее выступила испарина. – Случайно… – И, обращаясь к Гел: – Мне пора домой, поздно уже…

– Думаю, тебе не следует торопиться. – Гел говорила с ней ласково, совсем не так, как разговаривала в туалете, где показалась Оле чуть ли не преступницей с замашками уголовницы. – Посиди, выпей, поешь, смотри, как здесь много всего вкусного…

– Нет, мне пора. Я вот думаю, как тебе вернуть платье. Куда привезти и когда? Назначь время…

– Оля, платье – твое, – сказала Гел серьезным тоном. – Это – мой подарок тебе. Кроме того, – она достала из сумочки несколько долларовых сотенных купюр и протянула ей, – это тоже тебе. За причиненный моральный ущерб. Мне до сих пор стыдно за свое поведение.

Харыбин и Шубин наблюдали за ними молча, ничего не понимая. Разве что Шубин мог догадываться об истинном положении вещей. Он даже успел себе представить, как Ольгу вынудили в туалете показать свой шрам. Конечно, за такое испытание положена награда. Но Ольга отказалась.

– Гел, мне ничего от вас не надо. Это я благодарна вам за все, что вы для меня сделали. Спасибо и до свидания. Или даже прощайте. Ведь никому не известно, встретимся ли мы когда-нибудь или нет.

Ты еще, подружка, не знаешь, как погибли остальные девушки Бахраха. Марина Смирнова. Катя Уткина. Не знаешь, что отравили Гамлета… Гел, пожав плечами, спрятала деньги обратно в сумку. Она знала, что у Белоконь есть деньги, как были они у всех, кого опекал Михаил Семенович. А потому восприняла отказ принять деньги нормально.

– А платье пусть напоминает тебе о нас, – сказала она на прощанье, встала и обняла Белоконь. – Продиктуй мне номер твоего домашнего телефона, мало ли что… И еще, деньги на такси у тебя есть?

– Да, конечно.

Гел записала телефон и адрес Ольги. Они обнялись, и Ольга, попрощавшись со всеми, ушла, шурша платьем Гел. А спустя некоторое время вернулась Земцова.

– Крымов, – она остановилась на пороге и вцепилась в его локоть. – Что со мной?

– А что с тобой, птичка? – Крымов приобнял ее и поцеловал в макушку. – Что?

– Мне кажется, что за столиком вместо Оли Белоконь сидит Шубин.

– У тебя температура, Юлечка. Пойдем… – и Крымов, глядя в упор на Шубина, прижал к себе Земцову еще крепче и повел в центр зала.

42. Nauru

– Дима, Женя, спасибо вам за Белоконь, – говорила Земцова уже на улице, когда они все вместе – Крымов, Харыбин, Гел, Шубин и Юля – вышли из ресторана в сырую, но теплую ночь. Новый Арбат переливался рекламными огнями, в мокром асфальте отражались разноцветные пятна. Пахло высаженными в клумбы цветами. Мужчины закурили.

– Шубин, ты меня удивляешь… – говорил Харыбин, затягиваясь сигаретой и не в силах скрыть своего раздражения по поводу того, что запланированная им ночь в обществе Земцовой грозит обернуться холодной постелью и пустым кошельком: весь ужин полностью был оплачен им. – Я уж думал, что ты открыл собственное агентство или что-нибудь в этом роде, а ты, оказывается, работаешь на Земцову?

– Мы работаем вместе, – поправила его Юля, прижимаясь к Шубину. – И не пытайся нас поссорить. А ты, Женечка, что такой мрачный? Хотя… можно понять: и Оля Белоконь ушла, не дождавшись тебя и не попрощавшись с тобой, и я еду ночевать к Гел. Ну надо же! Бедняжка, время идет, а ты проводишь время в обществе Харыбина. Какая досада.