Питомник

Обе молча принялись пилить вилками толстую розовую шкурку сарделек. Но ничего не получалось, девочки отложили вилки и стали есть прямо так, руками, не только сардельки, но и жареную картошку. Они успели здорово проголодаться, ели с жадностью, набивали полные рты, размазывали кетчуп по губам. У Иры упал хлеб, и она, подняв кусок с асфальта, тут же запихнула его в рот.

Аккуратный толстячок поглядывал на них с любопытством. Он сразу обратил внимание на двух красоток-близняшек и был немало удивлен заметив, что едят они, как голодные бомжата грязно, некрасиво. Жрут, а не кушают, при этом движения их совершенно синхронны, словно они – зеркальные отражения друг друга.

Мигом покончив с сардельками и картошкой, обе блаженно откинулись на спинки стульев и закурили.

– Светуль, я все-таки не буду его выбрасывать, ладно? – плачущим голосом произнесла Ира. – У меня просто рука не поднимется.

– Нет, – Света решительно тряхнула волосами, – лучше забудь об этом платье. Мы не можем так рисковать. Не имеем права.

– Ну, Светуль, – всхлипнула Ира, – там ведь никого не осталось. Кто узнает? Ты не думай, я не собираюсь в нем по Москве шляться, я ведь понимаю…

– Умница, – криво усмехнулась Света, – ну и зачем оно тебе, если ты все равно никуда не сможешь его надеть?

– А чтоб было! Должно быть у женщины платье от «Шанель», иначе это не настоящая женщина. – Ира шмыгнула носом, на глазах у нее выступили слезы. – Нет, ну правда, Светуль, мы с тобой заслужили, чтобы у нас было такое платье, одно на двоих. Можно надеть дома, на несколько минут, когда никого нет, просто повертеться перед зеркалом. Ну, ты посмотри на него! – она загасила сигарету, еще раз вытерла руки салфеткой, расстегнула сумку, осторожно вытянула небесно-голубое, невесомое, бархатно-шелковистое чудо, нежно погладила ткань, приложила к щеке.

– Убери сию минуту! – нахмурилась Света.

– Нет, ну ты посмотри, потрогай.

– У меня руки грязные. Убери!

Ира послушно спрятала платье и принялась гипнотизировать сестру жалобным, умоляющим взглядом. Глаза у обеих были точно такого, небесно-голубого цвета, как шелковистый бархат платья.

– Ладно, не хнычь, – тяжело вздохнула Света после долгой паузы, – пусть пока лежит, конечно, жалко такую красоту выбрасывать. Но смотри не вздумай там, у нас, надевать. Мигом стукнут маме Зое, тогда, сама знаешь, что будет.

– Да что я, совсем идиотка? – Ира радостно хихикнула.

Толстячок на лавочке продолжал глядеть в газету, но уже не читал, а прислушивался к разговору. Он был рад отвлечься. Очередное скандальное разоблачение крупного государственного чиновника, три столбца грубого бойкого текста, холодная истерика, оплаченная другим чиновником, конкурентом разоблачаемого, вызывала тошную тоску, вредную для здоровья. Летний День тускнел, пруд казался грязным, утки жирными и общипанными, аллея заплеванной, листья пыльными, солнце жгучим и злым, радостный воробьиный щебет начинал резать уши а прелестные близняшки за столиком у ларька представлялись преступницами, воровками, Бог знает кем.

Сколько раз Илья Никитич Бородин зарекался читать газеты, но машинально покупал в ларьке по дороге на службу очередную порцию прессы, с отвращением поедал глазами строки, оправдываясь и извиняясь перед собой, дескать, необходимо быть в курсе текущих политических событии.

– Я так спрячу, что ни одна крыса не найдет, – Ира высморкалась в салфетку, – а когда все кончится, ты сама мне спасибо скажешь, мало ли куда нам придется пойти, будет хотя бы одна на двоих приличная шмотка.

– Ага, вот застукают нас, такое начнется, – нервно усмехнулась Света, – из нас все вытянут, все, до словечка. А если дойдет до…

– Молчи, зануда! – Ира вскинула руку и прижала пальцы к Светиным губам. – Ничего ни до кого не дойдет. У тебя с нервами плохо, сестренка. Ты думай о том, что нам осталось потерпеть совсем немного. И потом начнется настоящая жизнь.

– Я не могу, – Света оттолкнула Ирину руку и помотала головой, – я боюсь, Ирка, я все время боюсь, и ты тоже…