– А вы спросите у него, интересно, что он ответит. – Мастер глухо рассмеялся. – Нет, нет, шучу, конечно. Ни о чем не спрашивайте. Молчите.
– Я и так молчу. Вот уж чему, а этому я успел научиться.
– Вам только кажется, что вы научились. Чувства переполняют вас, Дисипль. Гнев, жалость, отчаяние. Вы молчите, но ваша физиономия выдает вас.
– Я живой человек, я не могу не чувствовать.
– Следите за мимикой. Тренируйтесь перед зеркалом, иначе пропадете. Пока вас спасает то, что вы к Ильичу привязались. Вы даже полюбили его.
– Нет! – испуганно выкрикнул Агапкин. – Нет! Его нельзя любить, он чудовище.
– И тем не менее вы привязались к нему. Он обаятельное чудовище. Есть в нем нечто завораживающее. Хочется верить ему, вопреки здравому смыслу.
– Как же верить, если он постоянно лжет?
– Он творит мифы. Они величественны и вечны. Они уводят нас в мир мечты, прочь от серой обыденности. Любая правда, любая реальность умирает и растворяется в мифе. Правда оказывается уязвимой, слабой, смертной, как все живое. – Мастер погасил папиросу и принялся за гречневую кашу.
– Мифы? Он творит черт знает что, – пробормотал Федор, – абсурд и хаос.
Мастер увлеченно ел кашу, ничего не ответил, но согласно кивнул. Несколько коричневых крупинок упало ему на подбородок. У Федора аппетит пропал. От каши он отказался, попросил лакея принести чаю.
– Он призывает питерских рабочих бросать заводы и фабрики, собираться в банды, отправляться на Урал, в Сибирь, грабить и убивать крестьян, – продолжал Федор возбужденным шепотом, – при этом уверяет, что денег и оружия даст сколько угодно. Неужели нельзя потратить деньги на то, чтобы накормить голодных? Зачем он стравливает людей? Они просто перебьют друг друга. Он хочет править страной, а в итоге получит гигантское вонючее кладбище в полное свое распоряжение.
– Ничего, – хмыкнул Мастер и опрокинул в рот стопку водки, – Россия большая, народу много. К тому же он и не скрывает, что на Россию ему плевать. Она только этап на пути к мировой революции, к храму всеобщего счастья. Вы, вероятно, уже заметили, что в своих публичных речах Ильич несет полнейшую ахинею. Но толпа слушает его с восторгом. Это один из его профессиональных секретов. На самом деле он использует кодированный язык. Работают не слова, не логические связи, а знаки, символы. Он обращается не к рассудку, которого у толпы никогда не было и не будет, а к инстинктам, к примитивным эмоциям.
Федор не удержался и протянул Мастеру салфетку.
– У вас каша на подбородке.
– Благодарю вас, – Мастер, ничуть не смутившись, вытер лицо. – Дисипль, почему вы не едите?
– Уже наелся.
– А почему не пьете?
– Не хочется. Я все-таки не понял, зачем понадобилось убивать детей?
Мастер вздохнул, налил себе еще водки, выпил залпом. Это была уже пятая стопка.
ebooksa