– Но без обвиняемого довольно сложно сфабриковать дело.
– Ничего, как-нибудь. Кингисепп и Юровский быстренько подсуетились, вполне грамотно организовали следственный эксперимент. Теперь в деле есть все. Признание обвиняемой, фотографии места преступления. Вот тут стоял автомобиль, тут Ленин, а там крошка Фейга с револьвером. Свидетелей набралась целая куча, в десять раз больше, чем нужно. Врут наперебой. С оружием вышла неувязка, но все уже исправили, в «Известиях» пропечатали, мол, явился на Лубянку по объявлению рабочий Кузнецов, принес револьвер, отобранный у Каплан. Револьвер, оказывается, обронили в суматохе, а сознательный рабочий подобрал его, спрятал у себя на груди как священную реликвию. В общем, все получилось более или менее гладко. Баллистической экспертизы не будет, ибо пули сидят в теле вождя и никто из уважаемых врачей наличие пуль не отрицает. Ты, Федя, надеюсь, тоже не отрицаешь, что Ильич тяжело ранен?
– Куда ж я денусь?
– Вот то-то. Ты будешь молчать, и я, и все мы. Конечно, крошка Фейга неплохо бы смотрелась на скамье подсудимых. Но трудно все заранее просчитать. Она заговорила о Гарском. Рассказала мне, значит, могла бы рассказать кому угодно, например Дзержинскому. У него и так хватает компромата на Свердлова, а тут еще бы прибавилось. Чтобы не рисковать, решено было крошку уничтожить, срочно, бесследно, и пепел развеять по ветру. Решение принял Яшка. Только мертвец, вурдалак может отдать такой приказ. Опасайся его, Федя, он на все способен. Ну, а теперь скажи, что за человек профессор Свешников? Ты ведь был его ассистентом.
Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что Федор вздрогнул и покраснел. Петерс заметил это, удовлетворенно хмыкнул. Видимо, на такой эффект он и рассчитывал.
– Михаил Владимирович мне как отец, поэтому мне трудно говорить о нем, – быстро произнес Федор и взял папиросу. – Он гениальный врач и самый порядочный человек из всех, кого я знаю.
– Ого! – Петерс весело рассмеялся. – Ну а что там за история с воскресшим деникинским связным?
Петерс окончательно протрезвел. Маленькие жесткие глаза впились в лицо Федора.
– О деникинском связном, тем более воскресшем, мне ничего не известно, – Федор заставил себя улыбнуться. – Я слышал, что Михаил Владимирович помог задержать мерзавца Кудиярова, разоружил его и уберег товарища Эрнста от удара по голове штативом капельницы.
– Да, это было весьма любезно с его стороны. Мы оценили. Бат ай хев сам информейшн, будто бы твой профессор прятал в больнице злейшего врага советской власти. Враг этот, донской есаул, был приговорен к расстрелу, приговор привели в исполнение. И вот некоторые свидетели утверждают, что расстрелянного есаула видели в больнице имени Троцкого на Пречистенке. Профессор Свешников извлек из него пули, заштопал и отпустил на все четыре стороны.
– Яков Христофорович, погодите, это какой-то бред, вам не кажется? – осторожно заметил Федор. – Расстрелянного есаула видели в больнице. Чудеса, сказка.
– Сказка ложь, да в ней намек, – Петерс хитро улыбнулся и погрозил пальцем, – одного трупа после того расстрела не досчитались. И бумажка имеется, что дочь профессора внесла в карточку неверные сведения, вместо пулевых ранений зафиксировала ножевые. Все это, конечно, анбиливебл, бат со интрестинг! Особенно интрестинг, учитывая, что ты рекомендовал профессора Ильичу и уже возил его в Кремль.
Опять зазвонил телефон. Петерс встал, твердой походкой удалился в прихожую. Оттуда послышался его уверенный спокойный голос:
– Петерс у аппарата. Да, Яков Михайлович. Да, я понял. Скоро буду.
Последний поезд из Гамбурга уходил в половине десятого. Это был долгий поезд, он ехал медленно и везде останавливался. Иван Анатольевич вскочил в хвостовой вагон за минуту до отправления, перешел через буфет в первый класс, выбрал пустое купе, дождался кондуктора, купил билет и уснул.
Ему казалось, что он проспит до самого Зюльта, однако проснулся он минут через сорок, в холодном поту, от собственного крика. Ему приснился кошмар. В жутком сновидении, конечно, присутствовали каталки с телом под простыней и с вишневым лакированным гробом, обгоревший труп в холодильнике, оцинкованная дверь и даже решетка вентиляции высоко под потолком. Однако главным персонажем сна оказалась доктор Раушнинг, полногрудая широкоплечая Гудрун с рыжими локонами и мужским рукопожатием.
Ее лицо неотступно стояло перед глазами, даже когда Зубов проснулся.
В купе к нему так никто и не сел. Во всем вагоне было пусто. Иван Анатольевич прошел в туалет, умылся, взглянул на себя в зеркало и опять увидел Гудрун. Пухлая красная физиономия с выщипанными бровями маячила у него за спиной.
– Ведьма, – прошептал Иван Анатольевич.
ebooksa