– Тихо, тихо, товарищи!
Но никто ее не слушал. В аудиторию набилась шумная, грязная, хамская толпа, с махоркой, с семечками, громким гоготом, матерной бранью.
«Пропал университет», – думала Таня, искала глазами в толпе знакомые лица или хотя бы просто лица.
Их было совсем мало. В основном какие-то морды, рожи, хари. Воняло портянками и перегаром.
«Господи, я ненавижу их, прости меня. Разве я брезговала простыми солдатами в лазарете? Я таскала из-под них утки, вытирала им слезы, писала письма их матерям и женам под диктовку. Ну ведь это те же самые люди. Бывшие солдаты, крестьяне, рабочие. Молодые мужички, мелкие приказчики, мещаночки, швейки. Я никогда не чувствовала пропасти между собой и ими. Мы говорим на одном языке. Но теперь меня тошнит от них. И вообще от жизни тошнит. Не могу больше».
В первые месяцы разрухи Таня самоотверженно сражалась с грязью и хаосом. Прислуга исчезла, старушка няня делала, что могла. Папа и Андрюша старались помочь. Папа приносил продукты, Андрюша таскал воду ведрами из колонки в соседнем дворе, колол дрова, топил печь. Но это была капля в море. Вся огромная, зловонная, ледяная махина бытовых забот образца 1918 года свалилась на Танины плечи.
Стирка, стряпня, уборка отнимали уйму сил и времени. Каждый день нужна была теплая вода, чтобы вымыть ребенка, чистые пеленки требовались в огромном количестве. Почему-то именно мыло при большевиках исчезло в первую очередь. Всего не хватало, но мыло превратилось в особенную роскошь.
Таня научилась штопать, шить, вязать, оттирать песком грязные сковородки. Жарили в основном на касторке, но и ее экономили, берегли каждую каплю, поэтому все пригорало. В квартире стоял какой-то особенный, омерзительный запах. Мишенька начал ползать, приходилось драить полы, тряпок не хватало. Грязь наступала со всех сторон, Таня сражалась с грязью, как с личным врагом, стиснув зубы, стыдясь своего отчаяния.
День за днем одно и то же, тупая изматывающая рутина, от которой никуда не денешься. Вымыть волосы, надеть чистое белье, привести в порядок красные, распухшие, шелушащиеся руки становилось все трудней.
Еще весной при очередном обыске в группе товарищей оказалась молодая зоркая бабенка, она вычистила комод и платяной шкаф в комнате Тани. Исчезли не только украшения, платья, блузки, юбки. Чулки, нижнее белье, щетки, гребенки, заколки, баночки с кремом, флаконы с духами, серебряный маникюрный набор – все было реквизировано.
Тогда она отнеслась к этому спокойно. Она еще не привыкла к новой реальности и легко расставалась с вещами. Но теперь нечего было надеть и негде купить. Такая мелочь – маникюрные ножницы, пилка для ногтей. Но что же делать без них?
В университетской аудитории, в толпе новоиспеченных студентов, Таня увидела ту самую молодую зоркую бабенку, и в ушах ее сверкали маленькие бриллиантовые сережки, папин подарок на именины в шестнадцатом году. Бабенка не боялась их носить, и Таню узнала, взглянула на нее с наглой усмешкой.
Таня пробралась сквозь толпу к выходу, убеждая себя, что просто не желает терять время, торчать на этом идиотском собрании. Лучше уж забежать домой перед дежурством, нацедить молока для Мишеньки, постирать и развесить замоченное с утра белье. Скоро толпа этих случайных людей схлынет, начнутся нормальные занятия.
Она вышла во двор. Там стояли два грузовика. Из них прямо на землю выгружали трупы.
– Гляди, гражданочка студентка, сколько покойничков привезли вашему брату для анатомических занятий, – весело крикнул Тане молодой парень в кожаной куртке, – даешь рабоче-крестьянскую медицину!
Не оглядываясь, она бросилась бежать, вслед ей слышался веселый гогот. Только у Триумфальной площади она опомнилась, остановилась, пошла спокойным шагом.
– Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы у меня не пропало молоко, чтобы Мишенька был здоров, чтобы не болели и не страдали папа, Андрюша, няня, Ося, тетя Наташа. Господи, сохрани и помилуй раба Твоего Павла, моего мужа. Пресвятая Богородица, защити его от пули, от сабли, от тифа, холеры. А меня, глупую, слабую, спаси от тупого животного озлобления, не дай моему сердцу заледенеть, а разуму зачахнуть.
Для акционеров, сотрудников и прочих заинтересованных лиц была давно заготовлена версия о том, что Петр Борисович хочет присоединить к своей империи немецкую фармацевтическую фирму «Генцлер», открыть на территории России несколько филиалов, создать сеть аптек. Момент самый подходящий, в отечественном аптечном бизнесе назрел кризис. Фармацевтические магнаты разорялись один за другим. Во-первых, слишком беспощадно жрали друг друга, во-вторых, наглели, торговали просроченными и поддельными лекарствами.
Фирма «Генцлер» была одной из старейших на европейском рынке, имела высокую репутацию, но дела ее шли скверно. За последние двадцать лет она сильно сбавила обороты, практически от нее осталась только красивая марка. Марка значила много, давала большие преимущества, при этом стоила не так уж дорого.
ebooksa