Паруса судьбы

22
18
20
22
24
26
28
30

− Его величеству сейчас не до американских берегов. После славной виктории в «битве народов» под Лейпцигом он опьянен величием и до сих пор продолжает горстями раздавать кресты и звезды.

− Однако за доблесть, ваше сиятельство! Наши дрались как львы!

− За доблесть, не спорю, − терпеливый голос был по-прежнему ровен. − Но подумай, голубчик, кому на руку кровь наших орлов в заграничном походе? Ужель ты не гадал, отчего фельдмаршал Кутузов впал в немилость? Не думал? Так потрудись хоть теперь!

− Вы хотите сказать, что… − прошептал капитан.

− Успокойся, пока ничего не хочу сказать… Рано развешивать ярлыки, но поздно раздумывать. Я полностью разделяю мысли почившего главнокомандующего. Он, стреляный воробей, коего на мякине не проведешь, говорил: «Наследство Наполеона, увы, достанется не России и не какой-либо континентальной державе, а тем «островитянам», кои уже нынче владычествуют на морях и чье господство сделается тогда для мира невыносимым». И, право, ежели сия мудрая мысль не способна была убедить Государя, так, верно, уж никакая другая «пушка» не разбудит. − Николай Петрович печально усмехнулся, глядя на задумчивого Алексея: − Теперь, надеюсь, ясно, почему Государь меня оставил здесь смахивать пыль с бумаг, взяв с собой Нессельроде?

Князь помрачнел, сцепив пальцы, сверкающие глаза расширились: он свято почитал своего учителя и ненавидел «заморского пигмея», преклонявшегося пред всем англицким и пред австрийским канцлером Меттернихом. Талант этого политика, как был убежден Осоргин, состоял в умении, не высунув голову, вовремя шепнуть: что случится на следующий день, на следующей неделе, на следующий год, затем, не краснея, объяснить, почему этого так и не произошло.

− Чего же теперь ждать, Николай Петрович?

− Пожалуй, уже дождались. Торжествует британец: выгрыз английский пес свою правду − республиканцы изолированы полностью. Со дня на день их миссия покинет Санкт-Петербург несолоно хлебавши… Да и под меня подвели черту. Впрочем, дипломат, пеняющий на злые языки, похож на капитана, пеняющего на море… − Румянцев сжал кулаки.

− Значит, вчерашний выпад Уолпола…

− Да, Алеша, да…

− А что Булдаков?

− А что дробина слону? Бодрится Михаил Матвеевич, кипит. Да боюсь, так и выкипит… Остальные тоже не лучше: ходят, словно в воду опущенные. Тут не молитва нужна, голубчик, а дело.

− Приказывайте, ваше сиятельство! − глаза Осоргина блистали преданностью.

− Экий ты быстрый, голубчик, готов кота в мешке купить. А ежели за мой приказ тебе придется в полуношный край отправиться, северное сияние созерцать?

Офицер думал недолго, лишь перекинул ногу:

− Да и за вчерашний мой дивертисмент грозили каторгой! Хрен редьки не слаще. Не запирайтесь, Николай Петрович, сказывайте.

Канцлер замер на миг, а потом будто выстрелил:

− Карта тебе выпала, капитан, гнать лошадей в Охотск, а оттуда чрез океан в форт Росс.

− В Охотск? В Калифорнию?..

− Ты что ж, в отказ? − Румянцев в сердцах треснул каблуком по паркету. − Только не хитрить! Отвечай решительно и немедленно, Алексей Михайлович.