Паруса судьбы

− Вот эта мозоль побольнее! − первенствующий директор скрипнул зубами и утерся платком. − Но насколько можно судить из верных уст, англичанам нынче не до России. Они по горло увязли в войне с американцами…

− Это уж точно! Монархи начинают вести себя разумно лишь после того, как исчерпают все другие возможности…

− Хватит ребячества! − Румянцев грохнул по столешнице. − Хватит гадать на кофейной гуще!

Господа притихли, с опаской глядя на графа Николая Петровича. Того лихорадило.

− Ужель не ясно, помыслы наши гроша не стоят, ежели сильный мира сего прислушивается к подлейшей клевете! Клевете бесстыдной, без меры и приличия!

Волевая, что порез кортика, ямочка на подбородке, воспаленные бессонницей глаза с красными ячменными веками и подвижные во гневе, словно порхающие крылья, темные брови испугали соратников. Многие повставали со стульев, болея душой: уж не приключился бы с канцлером новый удар. Все держали в памяти тот случай, когда Румянцев, сопровождая Императора в Вильну, был там разбит параличом.

− Будет, ваше сиятельство, − вкрадчиво вставил Булдаков, мягко отложил указку и подошел к тяжело дышавшему графу. − И на море случается чехарда: шторм, буря, шквал… Станем вместе поднимать паруса, командор, − он оглянулся на замерших офицеров, и его большая, теплая ладонь согрела холодные персты старика.

Николай Петрович взглянул на простое лицо Михаила Матвеевича, и грудь его заныла от щипательно-теплой волны благодарности. На глаза предательски навернулись слезы, но тут же пропали, точно пожалели седого канцлера.

Булдакова, младше его на 12 лет, граф знал еще с тех времен, когда пребывал в должности министра коммерции. Тот был талантливым самородком из сословия не громкого, но с крепкой жилкой, торгового. С зеленой юности он вел торговлю с китайцами. Пришелся по сердцу великому путешественнику Шелихову, да так, что после его кончины безутешная вдова выдала за Михаила дочь.

На дворе еще топтался девяносто девятый год, а Булдаков уменьем да рвением добился, чтобы Российско-Американская Компания была обласкана и принята под Высочайшее покровительство. Он же и возглавил совет директоров. За выслугу и жертвенность во благо Отечества ему был жалован чин коллежского асессора и серебряная шпага.

В третьем году он, ратуя за расширение торговых операций, влез по уши в долги, но снарядил кругосветную экспедицию. Его величество, лично знавший Булдакова, изволил после удачного завершения плавания наградить его орденом Святого Владимира IV степени.

Румянцев губ не разомкнул, но в сыром блеске его очей Михаил Матвеевич, равно как и весь совет, прочитали низкий поклон признательности и испытали душой крепкую боль за старика. Перед ними стоял тот же человек, некогда блестящий канцлер, с осанкой родовитого вельможи, сына екатерининского героя, но теперь, увы, не с гордо поднятой головой, а с погасшим взором, согбенный бременем царской опалы, сирый и одинокий в своем тускнеющем величии.

Все это знали и все молчали. Начиная с двенадцатого года, Императора во всех кампаниях сопровождал не старый канцлер, а граф Нессельроде, назначенный, кстати, временно заведовать Министерством иностранных дел.

Николай Петрович, обведя своих питомцев взглядом, спокойно сказал:

− Да, господа… вы правильно всё истолковали. Номинально я еще держу дипломатический штурвал нашего корабля, но управляют им чужие руки. А посему, − голос его звучал по-ратному твердо, − мне стоит поторопиться сделать прощальный залп. А вам, други, − он с надеждой посмотрел на свою смену и отечески улыбнулся, − помочь старику.

За спинами собравшихся послышались шаги. Господа обернулись: в дверях стоял подрумяненный морозцем князь Осоргин.

Глава 8

Унылая осень, объевшись туманами, колючими дождями, свинцовой ватой облаков, уступила место русской зиме: студеной, ворчливой, седой, − а леди Филлмор по-прежнему пребывала в Северной Пальмире.

«Боже, я всё еще здесь…» − кутаясь в черную пену кружев, склонив задумчиво голову, она стояла у высокого окна, устало наблюдая за падающим снегом. Изящные пальцы бессознательно гладили червонное золото подаренного распятия.

«Вот он и уехал… След его замело… Зачем? Зачем все это? Он такой славный… Красивые губы, глаза цвета сырой бирюзы… Похоже, я влюбилась сильно, но не умно…»