— Ждите здесь.
Мескиагнунна и остальные семеро садятся на землю полукругом, спиной к речному берегу, откуда вряд ли на них нападут. Все проинструктированы еще до отправления в рейд. Они будут ждать здесь моего возвращения. Думаю, многие тоже бы справились с работой, которую предстоит мне проделать, но нет у меня доверия к бронзовым ножам. Резать они режут, только вот далеко бронзовым до стального. Так что пусть воины ждут. Если в лагере поднимется шум, прикроют мое отступление, а при необходимости придут на помощь. Если я не вернусь до навигационных сумерек, тихо отступят к лодке и поплывут в Ур, чтобы следующей ночью вернуться сюда за мной. Если попаду в плен, тогда мне будет плевать, что они будут делать дальше. Впрочем, у шумеров не принято брать в плен взрослых мужчин. Рабы из них получаются плохие. Сдался — получи топором по голове и сдохни.
Пригнувшись и стараясь идти бесшумно, я подбираюсь к ближнему речному судну, вытащенному носом на сушу. Оно широкое и длинное. Рядом лежат выгруженные жерди. Наверное, собираются изготовить из них лестницы. Я обхожу жерди и чуть не наступаю на спящего человека. Лежит на боку, подогнув ноги. Сперва принимаю его за подростка, а потом вспоминаю, что народ нынче мелок. Кожа на плече сухая и теплая, а борода и усы вокруг рта густые и жесткие. Умирает он долго. Горячая кровь из перерезанного горла хлещет фонтаном, запачкав мне левую руку. Отнимаю ее ото рта и долго вытираю о набедренную повязку трупа. Давно я не занимался этим делом, подрастерял навыки. Со следующим расправился быстрее. Начиная с третьего, вошел, так сказать, в рабочий режим. При этом думал, не убиваю ли какого-нибудь своего предка? Не случится ли «эффект бабочки» — и сорок четвертым президентом США станет белый? Умерли бы они, если бы я не появился здесь и кто был бы их убийцей? Следование основному инстинкту, как никакое другое занятие, подвигает к интеллектуальной эквилибристике.
Как мне показалось, на зачистку территории возле судов и сваленных в кучу грузов ушло часа полтора. Сколько человек зарезал — узнаю в аду, если все-таки доберусь до него, в чем у меня всё больше сомнений с каждым следующим перемещением. Может быть, вечная жизнь — это и есть ад? Выбросив из головы плоды рефлексии, направляюсь к ожидающим меня воинам. Иду в полный рост, не скрываясь. Замечаю их не сразу. Мог бы пройти мимо, если бы меня не окликнул шепотом Мескиагнунна.
— Все в порядке? — спрашивает он.
— Да, — отвечаю я, и мой голос звучит очень громко в сравнение с его шепотом. — Идите за мной.
Я привожу их к речным судам и сложенным в кучу доскам и жердям, ставлю перед каждым задачу, чтобы нанесли максимальный урон. Пока они выливают остатки нефтепродуктов из кувшинов на указанные мною цели и поджигают и разбрасывают факела, собираю трофеи. Самыми ценными сейчас считаются шлемы, особенно золотые или позолоченные, украшенные драгоценными камнями, но таких в этой части лагеря нет. На втором месте идут украшения из драгоценных металлов с ляпис-лазурью и сердоликом, особенно оранжево-красным, каковым этот становится после долгого нахождения на солнце. К тому же, сердолик широко используется в шумерской медицине: растертым в порошок лечат заболевания желудка, печени, раны, язвы, бесплодие… Перечень болезней, от которых он лечит, такой длинный, что меня удивило отсутствие повышения потенции. Что ж это за лекарство, если оно не дает то, с чего должно начинаться любое лечение?! Украшения мне попались возле сложенных в кучу продуктов. Там спали пять человек, наверное, купцы или чиновники, в общем, не бедные люди. С одного я снял два браслета и бусы, которые пока что украшение обоих полов, с остальных — браслеты, перстни, кольца. Третье место занимают бронзовые кинжалы. Сейчас бронза — это металл войны, а всё, что связано с ней, во все времена пользуется спросом. Этого добра было много, ия набрал их полную охапку. К тому времени уже горели все вражеские суда и лодки, а также выгруженные на берег штабеля досок, охапки жердей, груды корзин с продуктами, бурдюки с вином и пивом…
— Уходим! — приказываю я.
Хватая на ходу трофеи, урские воины идут за мной к нашей лодке. Мескиагнунна несет несколько кинжалов на перевернутом круглом щите. Так понимаю, набрал их не корысти ради, а хвастовства. Никто ведь не додумается спросить, он сам убил хозяев оружия или нет, всем и так будет ясно. За нашими спинами огонь разгорается все сильнее, подсвечивая нам путь. В лодке уже заждались, судя по тому, как дружно и радостно загомонили.
Я занимаю место на носовой банке, приказываю кормчему:
— Выходи на середину реки.
Гребцы дружно налегают на весла, лодка стремительно вылетает на середину Евфрата, где поворачивает вправо и, подгоняемая течением, еще быстрее летит к городу, мимо вражеского лагеря, в котором кричат и мечутся, выясняя, кто поджег их суда и припасы. Несколько человек пытаются вытащить из огня что-либо.
Я беру лук, встаю. Лодка качается слабо, но само ее движение создает некоторые трудности для стрельбы. У меня есть опыт стрельбы на скаку, но он другой. Первая стрела попадает не в того вражеского солдата, в которого целился, а в соседнего, который был рядом. Мои спутники решают, что именно так и задумывалось, и радостно восклицают. Я вношу поправку в прицеливание и со второй попытки попадаю верно. После четвертой моей стрелы вражеские солдаты начинают улепетывать подальше от пожара и берега реки, крича что-то про злых демонов. Их страх объясним. Когда не видишь врага, когда стрелы вылетают из темноты, черт знает кем посланные, начинаешь верить во всякую сверхъестественную хрень.
Мы пристаем к берегу у Речных ворот города. К тому времени на небе появляется молодая луна. Кстати, своего покровителя бога Нанна жители Ура изображают в виде полумесяца. Не знаю, у них ли переймут этот символ мусульмане или нет, но не удивлюсь, если это так. Нас уже ждут. Ворота, громко скрипя, открываются, на берег выбегает десятка три солдат. Они вместе с экипажем дружно хватают лодку и быстро затягивают ее внутрь.
Нас с Мескиагнунной встречают Месаннепадда и несколько старших командиров. Младший сын энси несет щит с трофеями перед собой, чтоб все видели. Умеет он пиариться. Моя добыча сложена в корзину. Впочем, мне нет нужды в хвастовстве. За меня это делают горящие вражеские суда.
18
Утром враги сняли осаду и, не солоно хлебавши, отравились восвояси. Само собой, не потому, что испугались защитников Ура, поверили в безрезультатность попыток захватить город. Они поняли и исполнили волю богов. Точнее, своего верховного бога Энлиля (буквально: Владыка-Ветер), к которому обратился за помощью Нанна, покровителя Ура. Ночью бог луны остался в подземном царстве, чтобы его свет не помешал исполнению замысла, и Энлиль послал на берег свою дочь Нанше — богиню рек, рыбной ловли, гадания и, не понятно мне, почему, справедливости. Не могу найти связь между рекой или рыбалкой и справедливостью. Слишком часто видел, как плохие люди и рыбаки, а таковыми, как нетрудно догадаться, являются все, кроме меня, ловили более крупную рыбу, чем я. Разве что гадание каким-то боком можно пристегнуть. Нанше, исполняя волю отца, сожгла суда и припасы, убила много воинов и вернулась в реку. Только после этого бог Нанна вышел на небо и осветил ее деяния. К тому же, как мне рассказали, под утро луна покраснела, словно напившись кровью.
Жители Ура тоже поняли намек бога Нанна. Они сделали вывод, что моей покровительницей является богиня Нанше, а некоторые даже высказывают крамольную мысль, что я — ее сухопутное воплощение. Недаром же я появился в этих краях из воды. Правда, из морской, но ведь рядом впадала река, а что стоит богине немного проплыть по морю?! К тому же, я слишком высок и белокож, впервые такого видят, и оружие, одежда и обувь у меня неземные, такое обычные люди изготовить не могут. То, что у меня не такой пол, как у богини — и вовсе ерунда! Боги принимают образ, какой им заблагорассудится. Исходя из этого, имя, которым я представился и которое непривычно для шумеров, забыли. Поскольку у них имена не делятся жестко на мужские и женские, меня теперь называют Нанше или Ур-Нанше, что можно перевести и как Нанше из Ура, и как почитатель богини Нашне.
Я ознакомился с их мифологией и сделал интересное открытие. И раньше подозревал, что Библия — это антология писателей-фантастов, но думал, что только иудейских. Оказывается, немалый вклад внесли шумерские писатели и/или, может быть, халафские. В том числе они сочинили сказку о Всемирном потопе. Шумерским Ноем являлся Зиусудра, царь и верховный жрец города-государства Шуруппака, расположенного выше по течению Евфрата. Кстати, шумерская версия, как по мне, более правдоподобна. Во-первых, откуда мог взять простой человек Ной столько денег на закупку материалов для ковчега? Во-вторых, где взял деньги на наем рабочих? В одиночку построить такую посудину невозможно. Шумерскому царю было легче решить оба этих вопроса. В третьих, Ной приступил к строительству в возрасте пятисот лет и закончил через сто двадцать. Правда, в этом случае у меня есть подозрение, что переводчики перепутали годы с лунными месяцами, и тогда сказка звучит малость правдоподобнее.
Вторым следствием вражеского отступления было назначение меня лугалем Ура и Урима. Я теперь второй человек в царстве в военное время и третий, после верховного жреца, в мирное. Это был жестокий удар по самолюбия Ааннепадды, старшего сына энси, но таково было решение совета старейшин, большую часть которого составляют командиры и старые опытные воины городской дружины. Наверное, парню посоветовали не спорить с богами. Что в ответ посоветовал им Ааннепадда — никто не признался.
ebooksa