Человек из Санкт-Петербурга

22
18
20
22
24
26
28
30

– Алекса он собирается всего лишь похитить, а не убить.

Уолден покачал головой.

– Он уже дважды покушался на жизнь Алекса, а один раз чуть не убил меня. На его совести много загубленных жизней в России. Он не похититель, Шарлотта. Он – убийца.

– Не верю ни одному твоему слову.

– Но почему же? – опять спросил он, стараясь не терять терпения.

– Ты сказал мне правду о суфражизме? От тебя я узнала о горькой судьбе Энни? Или это ты просветил меня, что в так называемой демократической Великобритании большинство людей до сих пор лишены права голоса? Ты объяснил мне, в чем суть интимных половых сношений?

– Нет, я ничего этого тебе не объяснил.

К своему ужасу, Шарлотта увидела, что его щеки мокры от слез.

– Ты права. Скорее всего как отец я наделал слишком много ошибок. Просто не сумел предвидеть, насколько быстро все в мире изменится. Я, например, совершенно не представлял, какую роль в обществе к тысяча девятьсот четырнадцатому году будут играть женщины. Теперь я сам кажусь себе совершеннейшим неудачником. Но прошу поверить мне в главном: что бы я ни делал, диктовалось только любовью к тебе. Я и сейчас люблю тебя больше жизни. И плакать меня заставили не твои радикальные политические взгляды, а твое предательство, пойми. Я готов землю грызть, чтобы спасти тебя от суда, даже если вы сумеете убить беднягу Алекса, потому что ты моя дочь, то есть самый главный человек на всем свете. Ради тебя пусть идут к дьяволу и правосудие, и моя репутация, и сама Англия! Я готов ради тебя на любое преступление, и совершу его, не колеблясь ни секунды. Ты для меня превыше принципов и политики, ты – превыше всего. Вот что такое настоящие семейные узы. И потому мне так больно, что ради меня ты не сделала бы ничего подобного, верно?

Как бы ей хотелось сказать ему сейчас «нет»!

– Пусть я тысячу раз не прав, но разве ты не можешь быть верна мне просто потому, что я твой отец?

«Но ты мне даже не отец», – подумала она потупившись, не в силах смотреть ему в глаза.

С минуту они оба молчали. Потом Уолден утер слезы, поднялся и пошел к двери. Вынул ключ из замочной скважины, и она услышала, как он повернулся в замке, но уже снаружи. Ее заперли.

Она бросилась на кровать и разрыдалась.

Это был еще один совершенно провальный званый ужин, которые Лидия устраивала два вечера подряд. Теперь она вообще оказалась единственной женщиной за столом. Сэр Артур, такой веселый за обедом, выглядел мрачнее тучи, поскольку вся его крупномасштабная операция с целью поймать Максима закончилась ничем. Шарлотта и Алекс сидели под замком в своих спальнях. Бэзил Томсон и Стивен соблюдали в отношении друг друга холодную учтивость, но и только, потому что Томсон установил связь между Шарлоттой и Максимом, пригрозив отправить дочь Уолдена за решетку. Одним из гостей стал Уинстон Черчилль. Он привез текст договора, и они с Алексом подписали его, но никто не спешил праздновать дипломатический успех, понимая, что, если Алекса убьют, царь откажется ратифицировать соглашение. Черчилль заявил, что необходимо как можно скорее отправить князя домой. В ответ Томсон пообещал разработать безопасный маршрут и организовать массированную охрану с тем, чтобы Алекс мог двинуться в путь уже завтра. После ужина за неимением развлечений все рано отправились спать.

Но Лидия знала, что ей заснуть не удастся. Ни одна проблема не была решена. Всю вторую половину дня она провела словно в полудреме под воздействием лауданума, помогавшего ненадолго забыть, что Максим находится прямо здесь, в ее доме. Завтра утром Алекс уедет. Только бы удалось уберечь его от опасности в остававшиеся до отъезда несколько часов! Она размышляла, нет ли у нее способа уговорить Максима выждать всего лишь день? Можно ведь пойти к нему и солгать, что у него будет отличная возможность расправиться с князем завтра вечером. Но нет, его так просто не проведешь. Этот план никуда не годился. Однако стоило в голове зародиться мысли о свидании с Максимом, как она больше уже ни о чем не способна была думать. Выйти из этой комнаты, рисовало ей воображение, миновать коридор, подняться по лестнице, пройти еще одним коридором, сквозь детскую – в двери стенного шкафа, а там…

Она зажмурилась и натянула простыню поверх лица. Все так опасно! Лучше вообще ничего не делать, а лежать неподвижно, как в параличе. Оставить в покое Шарлотту, оставить в покое Максима, забыть об Алексе, забыть о Черчилле…

Но ее мучила неизвестность: что произойдет дальше? Шарлотта может пойти к Стивену и заявить: «Ты мне не отец!» Стивен может убить Максима. Максим может убить Алекса. Шарлотта может пойти под суд как убийца. «Максим может прийти сюда, в мою спальню, и поцеловать меня».

Нервы у нее снова разыгрались не на шутку, вновь начала подкрадываться головная боль. Да еще и ночь выдалась душная. Действие лауданума ощущалось уже слабо, но за ужином Лидия выпила столько вина, что по-прежнему была одурманена. По необъяснимой причине ее кожа обрела какую-то сверхчувствительность, и стоило ей пошевелиться, как даже тончайший шелк ночной рубашки, казалось, царапал грудь. Она чувствовала себя неуютно и душевно, и физически. «Хоть бы Стивен пришел ко мне сегодня, – подумала она с тоской, но тут же поняла: – Нет, мне этого не выдержать».

Присутствие в доме Максима даже сквозь закрытые веки слепило ее ярчайшим сиянием, не давая заснуть. Она откинула простынку, поднялась с кровати и подошла к окну. Открыла его пошире, но ветерок снаружи едва ли был прохладнее воздуха в спальне. Перегнувшись через подоконник и выглянув во двор, она увидела два фонаря, освещавшие портик при входе и полицейского, вышагивавшего вдоль фасада, чуть слышно похрустывая башмаками по гравию.