Знамение. Трилогия

22
18
20
22
24
26
28
30

На его призыв откликнулись десятки резких и коротких скрипящих вскриков. Со всех сторон. Снизу, справа и слева. По всему жилому комплексу. И тут же, во двор между домами, из подъездов, окон, щелей и дверей, будто тараканы, привлеченные рассыпанным на полу кухни сахаром, принялись выскакивать сереющие в вечернем воздухе фигуры существ. Один за одним. Все больше и больше. Собираясь небольшими стаями. Кучкуясь и сбиваясь в группы.

Я смотрел на разворачивающееся передо мной зрелище и не верил своим глазам. Чувствуя, как неприятно холодеет спина и покалывают кончики пальцев. Ощущая, как супруга теснее прижимается ко мне горячим боком. И ее тело мелко дрожит.

– Давай уйдем, – сдавленно прошептала она, пятясь в сторону балконной двери, ведущей в квартиру.

– Иди к детям. Я буду здесь, – сдавленным шепотом ответил ей я, взглянув в ее расширившиеся от ужаса глаза.

– Нееет. Пожалуйста, пойдем со мной… Не нужно тут быть…, ‑ умоляюще потянула меня за собой она.

– Я должен это видеть. Не волнуйся. Я буду осторожен.

– Нет. Нет! Нет!!! Пойдем!!! – не сдавалась она, впившись пальцами в мое предплечье.

– Все хорошо. Иди! ‑ твердо отрезал я, освободив свою руку.

Когда я вновь вернул взгляд во двор, то обнаружил, что существ высыпало на порядок больше. И они продолжали все прибывать и прибывать. Коротко и пронзительно щелкая, чавкая и скрипя уродливыми искривленными мордами. Выгибаясь тощими и куцыми спинами. Кучкуясь вокруг главарей. По звериному переминаясь с лапы на лапу. Самцы. Самки. Подростки. Дети. С ошметками человеческой одежды на серых жилистых телах с лиловыми разводами вен. Сверкая желтыми глазами в сгущающихся сумерках. Их должно быть было больше двух или трех сотен. Они заполнили собой автомобильные проезды перед подъездами домов. Территорию со скамейками вокруг фонтана. Детскую площадку. Широкую мощеную пешеходную площадь посреди двора.

И у меня не оставалось сомнений, что все они были «обращенными» жителями наших домов. Моими соседями. Которых я мог встречать каждый день в течение последних нескольких лет, как мы переехали в этот жилой комплекс. Возвращаясь с работы домой. Пересекаясь у кассы в придомовых продуктовых магазинах. С чьими детьми на детской площадке играли мои дети. Сотни людей. Настоящих. Живых. Чувствующих. Переживающих. Любящих. Волею рокового поворота судьбы «обращенных» теперь в оскотинившуюся орду плотоядных тварей. Которые каким‑то непостижимым для меня образом, все три недели, прошедших со дня нападения, не давали о себе знать. Или, может быть, они были заражены и только теперь проснулись из коматозного сна, пройдя инкубационный период в три‑четыре недели, о котором ранее говорили в новостях.

И вот теперь эта жуткая и свирепая орда вся явилась перед моими глазами. Во всем своем жутком «великолепии». Спровоцированная допущенной мною оплошностью с дроном. Красноречиво показывая степень моей наивности и самонадеянности, когда я полагал, что опасность миновала. Что дома и квартиры покинуты. И что можно подумывать о том, чтобы начинать изредка выбираться из убежища.

Твари копошились внизу, под окнами, словно месиво трупных червей на гниющей плоти. А я завороженно, едва дыша от страха, продолжал рассматривать их через бинокль, останавливаясь окуляром то на одной мерзкой скалящейся морде, то на другой, выискивая среди них моего «старого знакомого» с отметиной на брюхе.

И тут серая орда, словно музыканты по взмаху дирижерской палочки, в один момент прекратила движение, замерла и замолкла. И все твари обратилась мордами в одну сторону. Их желтеющие в сумерках взгляды собрались на одной точке, находящейся где‑то подо мной, на уровне первого этажа дома, куда не доходил обзор бинокля.

И тут я допустил мысль о том, что супруга была права. А я выдал своё расположение. И вся свора сейчас ринется в подъезд и направится штурмовать нашу квартиру. От этой перспективы я замер и перестал дышать, в ужасе ожидая дальнейших действий орды. Но спустя несколько секунд мои опасения развеялись. Причиной внимания тварей оказалось существо, медленно вышедшее на широкую мощеную площадку посреди двора.

Я немедленно узнал его. Это был он. Мой «старый приятель» с отметиной от ружья на брюхе. Под сопровождение абсолютной тишины и сотен взглядов сородичей, он добрался до самой середины площади и остановился. Покрутил мордой по сторонам. Ощерился пастью, показав острые кривые клыки, дрожа сухими конечностями и перекатывая под тонкой серой кожей жилами и мышцами. А потом высоко поднял к темнеющему небу морду и заклокотал, щелкая челюстями.

«Так‑так‑таак‑таак‑таак‑тааак‑тааак‑тааааак‑тааааак‑та‑а‑а‑а‑а‑а‑а‑к….!!!»

Ему никто не ответил. Сотни тварей вокруг лишь смотрели на него, не шевелясь, похожие на армию мифологических горгулий, застывших в холодном сером мраморе.

«Так‑так‑таак‑таак‑таак‑тааак‑тааак‑тааааак‑тааааак‑та‑а‑а‑а‑а‑а‑а‑к….!!!», ‑ заклокотал он еще раз, разнося свой скрипящий вопль по округе, который отдавался и множился эхом в безветренном и мягком вечернем воздухе.

«Так‑так‑тааа….» – он начал было в третий раз изрыгать свой скрипящий вопль, но внезапно оборвал его в самом зачатке. Потом повернул свою морду влево и наверх. В сторону дома напротив. Я также перевел окуляры бинокля в нужную сторону. И вдруг понял, что привлекло его внимание. Это было окно на седьмом этаже. Окно выжившей соседки с двумя детьми. Ее круглое бледное лицо в больших черных роговых очках отчетливо показалось между полотнами слегка приоткрытых штор. Соседка, как впрочем и я, не смогла удержаться и высунулась из укрытия, чтобы увидеть собственными глазами вакханалию, происходящую во дворе между домами. Только в отличии от меня, удачно спрятавшегося за балконной перегородкой и снабженного биноклем, она выдала себя. И, осознав оплошность, она поспешно скрылась из вида, вернув закрытую штору на место.

Но было уже поздно…