– Давай пустим их к нам! – горячо выпалила супруга, схватив меня за руку.
– Ты шутишь? Ты слышала, что я только что сказал?
– Давай позволим ей с детьми к нам прийти! – произнесла она так, будто не расслышала моего вопроса.
– Это исключено! Если бы она и смогла до нас добраться в целости и сохранности, то что дальше? У нас тут нет места. И еды с водой не так много… Мы должны экономить. И вообще, так нельзя…, ‑ защищался я, стараясь каждым сказанным аргументом отгородиться от подобной перспективы.
– У нее дети… – тяжело выдохнула супруга, еще крепче сжав мою руку и взглянув мне прямо в глаза.
– И что? Ради её детей мы теперь должны рисковать жизнью собственных? – выпалил я то, что вертелось у меня на языке. Аргумент слишком некрасивый и жестокий, но который должен был на нее подействовать.
– Ну мы же можем их взять? Можем же!!! У нас много еды. И воды – целая забитая комната…, ‑ не сдавалась она.
Я смотрел на нее. На ее широко распахнутые глаза цвета изнанки древесной коры. На бледную тонкую кожу, которая слегка розовела на скулах. На тонкую венку на шее, учащенно трепыхающуюся, словно подбитый рогаткой воробушек. В этом была вся она. Ее несдержанная эмоциональная реактивность имела обратную сторону. Добрую. Нежную. Сентиментальную. Эмоциональную. Сочувствующую. Не человек, а «британская роза», как когда‑то назвала ее одна из моих коллег. И именно за эту наивную импульсивную нежность я ее и полюбил.
– Просто посчитай, – настойчиво сказал ей я, – нас тут двое взрослых и двое детей. А ты, в добавок, еще и беременна. Плюс еще один взрослый и двое детей. Всего, в итоге, нас будет восемь. Значит наши запасы закончатся минимум на треть времени раньше. А что будет дальше, когда все закончится, ты подумала? Что будет с нами. С нашими детьми? Ты готова пожертвовать их жизнями, чтобы немного продлить жизни чужих детей?
– Ну что ты!!! Как можно так говорить?!! – супруга отпустила мои руки и с осуждением посмотрела на меня.
– Ты знаешь, что я прав. Любимая, всех не спасти…, ‑ смягчив тон продолжал я, – может быть все это напрасно. И мы лишь отдаляем неизбежный конец. Может те, кто ушел раньше, им повезло даже больше, чем нам. Никто не знает, сможем ли мы выбраться целыми из этой передряги и есть ли у наших детей будущее. Но все же, раз уж так вышло, что у нас есть реальный шанс выжить, то мы не имеем право им пренебрегать. Так что брать пассажиров мы не можем. Это слишком большой риск. Пойми, настали времена, когда каждый сам за себя…
– И что?!! Мы так и оставим их там умирать? – тихо, упавшим голосом, спросила меня она, продолжая вглядываться мне в глаза, словно выискивая в глубине моей души отклик на ее отчаянный призыв.
– Нет. Я обещал через час придумать, как передать ей еды и воды. И попытаюсь сделать это. Но на этом все…
Супруга устало села на край детской кровати. Низко опустила голову, обняв руками колени. И замолкла. Вся сложившись и съёжившись, словно пляжный матрас из которого сдули весь воздух.
А я продолжил говорить, озвучив еще один аргумент, который припас, чтобы использовать в самом конце. Чтобы подействовало на супругу наверняка. Ощутив при этом в груди вроде укола. Острого и едва ощутимого. Но все же достаточно чувствительного. Укола совести. К которому, впрочем, постарался не прислушиваться. Потому что не имел на это права. Ведь самым комфортным для внутреннего голоса совести выходом из сложившейся ситуации было поступить так как предлагала жена. Но она может себе позволить подобную роскошь. Поглаживать свою эту совесть, словно милую пушистую кошечку, пригретую на коленях. Оставаться для себя «хорошей». При этом, задним умом, вероятно понимая, что рядом есть я, который возьмет на себя ответственность быть «плохим» и сможет сделать то, что нужно сделать, руководствуясь принципом целесообразной разумности, а не из сентиментального сострадания.
– Еще, знаешь… Может они заражены? Вполне возможно, что она и ее дети – на ранней стадии инкубационного периода. И впустив их к нам домой, мы тоже заразимся. Ты понимаешь, что мы не можем так рисковать…?
Услышав эти слова, она, наконец, подняла голову, показав мне свои потемневшие от слез глаза. А потом кивнула в знак согласия со мной.
– У тебя дрон заряжен? – неожиданно спросила она меня через паузу.
– Что? – на этот раз настала моя очередь «штокать».
ebooksa