– Да! Да!! Да!!! Сейчас же уходим. Я готов!!! – успокоил ее я, тряхнув рюкзаком за спиной, натянув на лицо предложенную влажную маску и смахнув со лба капли пота, которые то и дело попадали в глаза, заставляя их слезиться еще сильнее, усугубляя раздражение от едкого дыма, окутавшего квартиру.
БАМ‑БАМ‑БАМ!!! – оглушительно грохотали барабаны, отсчитывая последние секунды таймера обратного отсчета до того, как космическая станция с «чужим» на борту разорвется на миллионы частиц, чтобы на короткий миг осветить пустую черноту безжизненного космоса ярким цветком ослепительной плазменной вспышки…
Единорожка
Зацепив ружье за ремнем и схватив за руки девочек, я направился через детскую комнату по направлению к лоджии. Супруга, замешкавшись, провозившись с лямками своего рюкзака, двинулась за нами последней. Когда мы проходили мимо кровати, то младшая принялась дергать меня за руку.
– Что такое, детка? – сдерживая раздражение за очередную задержку, спросил я дочь.
Она тянула меня в сторону кровати, которой никто из детей никогда не пользовался по прямому назначению, а которая служила лишь местом для хранения детских вещей: игрушек, альбомов, книжек и других принадлежностей.
– Ендддошка…, ‑ обиженным голоском произнесла кроха, хлопая круглыми глазками‑пуговками поверх маски. Ей только исполнилось пять и она все еще не умела полноценно выговаривать сложные и длинные слова. К тому же нарастающий гул огня, проникающий сквозь потолочное перекрытие, а также маска, закрывавшая рот девочки, усложняли задачу расслышать ее просьбу.
– Что такое? Почему остановились? – истерично взвизгнула супруга, испуганно переводя взгляд с меня на детей.
– София что‑то хочет… Я не знаю… Не понимаю, что она говорит. Не важно! Времени нет! Идем! – я пожал плечами и дернул дочь вперед, ощутив ее сопротивление.
– Ендддо‑о‑о‑о‑ошка!!! – протяжно захныкала та, готовясь зарыдать. И из ее глазок, как по команде, брызнули первые слезы.
– Да что такое!!! – выкрикнула супруга, схватив младшую дочь за вторую руку и потянув ее в сторону выхода на лоджию, от чего та окончательно разразилась плачем и капризно плюхнулась на пол.
– Только этого сейчас не хватало! София!!! – еще громче и истеричнее закричала супруга, безуспешно дергая дочь за руку.
– Ляля, что ты хочешь? Скажи мне…, ‑ мягким нежным голоском спросила сестренку старшая, опустившись на пол и по родительски приобняв ту за хрупкие тонкие плечики.
– Ендддо‑о‑о‑о‑о‑о‑о‑о‑ошка‑а‑а‑а‑а‑ааа!!! – повторила та для сестры, заливаясь горькими и обиженными рыданиями.
– Папа! Мама! Ну что вам не понятно?!! – отчитавающим учительским тоном обратилась к нам старшая, поднявшись на ноги, – она хочет взять свою единорожку! Единорожку!!!
Я нервно хмыкнул, пристыженный своей недогадливостью и вместе с тем гордый за старшую дочь, которая в свои семь лет все чаще проявляла самостоятельный и решительный характер. Потом подошел к кровати и вытянул из плотного ряда плюшевых зверят и кукол, выставленных в линеечку, словно на сцене, перламутро‑розового единорога, любимого мультипликационного персонажа младшей дочери.
– Держи родная! Прости, что сразу не понял. Но носить его будешь сама, – вверил я игрушку дочери, которая вмиг перестала рыдать, вытерла тыльной стороной ладони слезы и поднялась на ноги.
Я взглянул на пустое пространство в плотном ряду плюшевых игрушек, больше не занятое розовым единорогом. Оглядел остальных. И мне на долю секунды показалось, что пластиковые глазки двух великолепных принцесс, собачек, кошечек, зайчат и слоников осмысленно смотрели на меня с обидой, за то, что я оставляю их на погибель сгореть в надвигающемся пламени. Потом я осмотрел всю детскую комнату, взглянул в сторону гостинной, и сердце мое екнуло от осознания, что я прощаюсь со своим домом, где наша семья провела шесть счастливых лет жизни.
– Все! Идем!!! – громко выкрикнул я семье, не желая, чтобы предательская ностальгия ослабила мою решимость.
Я подошел к балконной двери, откинул плотные шторы… И невольно отвернулся, ослепленный ярким пламенем огня, который освятил нас сквозь обнаженные стекла. Полыхала вся верхняя часть лоджии. Пластиковые перекрытия, которыми был обшит «остекленный» балкон горели, словно свечи. И огонь, брызжа химическими испарениями, подбирался по ним все ниже, плавясь по пути жирными тяжелыми каплями. Огонь еще успел подобраться к большой картонной коробке, брошенной мною ранее в левом углу, на крышке которой плясал ансамбль огненных язычков, оставляя за собой скукоженные черные горелые ошметки, и к чемодану рядом, который пока еще упрямо дымился, сопротивляясь натиску стихии, но который был готов в любой момент сдаться, позволив огню спалить его в серый пепел.
ebooksa