Знамение. Трилогия

22
18
20
22
24
26
28
30

«Слуш‑ш‑ш‑аюсь, командир…» – ответили ему. И по этому специфически четкому и затянутому произношению буквы «ша» в слове «слушаюсь» он немедленно узнал знакомого сослуживца, с которым он ехал бок о бок в машине на задание.

Закусив губу и зажмурившись, подготовившись к реакции командира на его появление в эфире, он нажал на кнопку и вышел на связь.

«Командир. Четвертый пост с инфекционного отделения докладывает…»

«Мать твою» Где тебя носит?!! – перебив его, прогремел рык командира.

«Я на месте. Были неполадки с рацией…»

«Потом с тобой разберемся. Докладывай – что у тебя!!!»

«Я – в отделении. Веду обход «красной» зоны отделения. Слышал крики и шум. Сейчас со мной трое гражданских. Медсестры. Говорят, что на врачей было совершено нападение. Говоря, что один из пациентов очнулся после комы. Медсестры сбежали и спрятались. Продолжаю обход…».

Эфир в ответ замолчал. Секунда проходила за секундой. И он подумал, что рация снова случайно отключилась. Когда он уже дернулся, чтобы проверить все нужные кнопки, то рация ожила и раздался голос командира.

«Объявляю боевую тревогу. Всем постам. Первый, второй и третий посты – заходите в инфекционку с улицы. Пятый, шестой, седьмой – с внутреннего коридора. Иван! Тебе – ждать подкрепления и не высовываться.».

«Слушаюсь» – ответил он и отключил связь с эфиром.

– Слава богу! О‑о‑о!!! Слава богу!!! Спасибо вам! Спасибо!!! Подкрепление… – запричитали девушки, снова накинувшись на него, повиснув на шее, спозлая вниз к его ногам, обнимая его за бедра.

И тут в тишине отделения снова послышался знакомый скрипучий звук.

«Так‑так‑таак‑таак‑таак‑тааак‑тааак‑тааааак‑тааааак‑та‑а‑а‑а‑а‑а‑а‑к…» – заклокотало где‑то из глубины коридора, постепенно ускоряясь в темпе, и закончив безумное стаккато хлюпаньем и резким хлопком.

От услышанного звука, девушки, как одна, охнули и упали на пол, давясь в рыданиях и мелко трясясь всем телом.

– Ждать подкрепления и не высовываться? – повторил он приказ командира, – он меня за труса держит? За салагу? – пробормотал он себе под нос, отделавшись от девушек и подойди вплотную к закрытой двери, ведущей в коридор, за которой снова воцарилась тишина.

И тут он решил, что будет действовать. Что пойдет дальше, не ожидая подкрепления. Таким образом, может быть, он сможет искупить перед командиром свою оплошность, допущенную, когда он случайно позволил своей рации отключиться. И когда не успел отреагировать на первые сигналы о тревоге. Еще он вспомнил о Тане. Представляя в своем воображении, что находит ее в той палате. Без сознания. Спасает от некой опасности. А потом приводит ее в чувство, слегка хлопая по розовеющим щекам. Она просыпается. Осознает, что опасность миновала. И смотрит на него с благодарностью… И это будет началом их отношений…

К тому же, он был уверен, что ничего опасного там, в той крайней палате, не должно было быть. Никаких разорванных горл и животов. Никакого космонавта, превратившегося в облезлого волка. Никаких страшных сказок. Потому, что эти сказки давно закончились. В его далеком детстве. Ему было уже давно не пять лет и мать со своими россказнями уже не имела над ним власти. Вероятно, пациенту просто стало плохо, и он повел себя агрессивно, напугав персонал. А у него было его крепкое подготовленное тело, умеющее постоять за себя. И автомат, умеющий стрелять точно и в цель.

– Сидеть здесь и не высовываться! – прошептал он трем девушкам, поймав себя на мысли, что повторяет когда‑то услышанную шаблонную фразу из американского боевика.

Усмехнувшись этому обстоятельству, он осторожно открыл дверь и вышел в коридор.

На первый взгляд, ничего в коридоре с того момента, когда он скрылся за дверью палаты, где прятались три медсестры, не изменилось. Те же грязно‑зеленые стены, ярко освещенные люминесцентными лампами. Та же открытая дверь в крайнюю палату справа. Но все же, чего‑то не хватало.