— Нет. Садитесь!
После минутного тягостного молчания Макаров объяснил:
— Я пришел вот почему, Василий Васильевич. Меня несколько взволновало происшествие в доме Давыдовича. Мне бы хотелось выяснить…
— Не думал, что вы следователь, — недружелюбно перебил Власов. — Впрочем, я понимаю — Давыдович ваш сосед, а я ваш заместитель. Резонно!
— Но мне кажется, Василий Васильевич, что Давыдович будет жаловаться на вас, — заметил Макаров. — Возможно, подаст в суд. А это не может меня не касаться. Поэтому я хотел бы знать причину, случившегося…
— Скандала, хотите сказать? Так вот, Федор Иванович, можете не беспокоиться, в суд он не подаст. А я должен подумать…
С этими словами Власов поднялся, подошел к окну, распахнул его и, заложив руки за спину, стал смотреть в ночь. Макаров тоже встал. Было ясно, что он больше ничего не добьется от своего заместителя.
Глава двадцатая
Анастасия Семеновна с нетерпением ждала сына. Пирожки укутала мохнатым полотенцем, чтобы теплыми были к возвращению Федора. А главное — письмо. Как он ждал его, сколько раз спрашивал. И вот принес почтальон. Анастасия Семеновна каким-то особым чутьем почувствовала — от Наташи. Боже, хотя бы доброе оно было… Хотя бы они уже договорились, пусть бы поженились, спокойнее стало бы «а сердце матери…
Макаров вошел в комнату и удивился.
— Ты еще не спишь, мама?
Анастасия Семеновна заулыбалась, подошла и поцеловала сына в голову, точно не полдня, а полгода не видела его.
— Я тебе пирожков подам, Федя. Садись к столу. А потом…
Макаров помыл на кухне руки.
— А потом что, мама?
Анастасия Семеновна взяла с этажерки письмо, показала, не сводя с сына ласкового взгляда:
— Потом это…
Макаров сразу узнал почерк Наташи. Разорвал конверт. О, всего три строчки…
«Федя! Уже много времени, как я здесь. Думала, так будет лучше. Но, должно быть, ошиблась. Если хочешь меня увидеть, приезжай завтра, в понедельник. Если не приедешь…»Увидев засиявшее лицо сына, Анастасия Семеновна подумала на мгновение, что взошло солнце, что наступил рассвет.
— Что она пишет, Феденька?