– А другой ваш земляк, Гойя?
– Гойя знал войну, он испытал ее на своей шкуре.
Маркович снова кивнул, внимательно рассматривая наброски. Он долго смотрел на мертвого ребенка возле колонны беженцев.
– Кажется, Гойя нарисовал гравюры, посвященные войне.
– Это лучшие гравюры, каких никто никогда не делал. Никто не видел войну так, как он, никто не познал так глубоко низменную человеческую природу… Когда в конце концов он потерял уважение к чужому мнению и академическим нормам, он принялся изображать такое, что не под силу никакой, даже самой современной фотографии.
– К чему же тогда эта ваша панорама? – Маркович все еще смотрел на мертвого ребенка. – Зачем рисовать то, что уже было кем-то нарисовано, причем более удачно?
– Каждый должен рисовать то, на что он способен. То, что видел. Или видит.
– Прежде, чем умрет?
– Конечно. Прежде, чем умрет. Никто не должен уйти, не оставив за спиной горящую Трою.
– Троя… Что-то я перестаю понимать.
Маркович неторопливо прошелся вдоль фрески и задумчиво улыбнулся.
– Знаете что, сеньор Фольк?… Благодаря вам я никогда не смогу разделять уверенность тех, у кого есть дом, семья и друзья.
Улыбка обнажила дырку в зубах. Он остановился около рвущихся в битву воинов, над которыми Фольк работал накануне. Клонящееся к горизонту солнце заглянуло в окно, придавая нарисованной сцене необыкновенную яркость: доспехи воинов заблестели, словно сделанные из настоящего металла. Эффект возникал благодаря тонким линиям, проведенным белым титаном по серому тону вороненой стали орудий и оттененным нежными чуть более светлыми мазками.
– Говорят, что перед смертью, – сказал Маркович, – нужно посадить дерево, написать книгу и родить сына. Сын у меня был, теперь его нет. Деревья, которые я посадил, сгорели… Возможно, я должен написать картину, сеньор Фольк. Как вам кажется, я бы смог?
– А почему бы и нет? Картину может написать любой в меру своих возможностей.
– Значит, мы могли бы сотрудничать?
– Пожалуйста, если хотите.
Маркович поправил очки, подошел ближе к фреске и принялся разглядывать детали – доспехи, забрала и ратные рукавицы. Затем сделал шаг назад, обвел взглядом стену, посмотрел на Фолька и робко кивнул на стол с кистями, тюбиками и банками с краской.
– Можно попробовать?
Фольк улыбнулся и кивнул: