Когда подъехали к месту побоища на Железнодорожной, Шило попросил:
— Бабка, притормози, давай я коготок от громилы отрежу. Как память об удачной охоте. А?
Бабка рефлекторно остановилась.
— Шило, блин… Ты, что — повесишь десятикилограммовый коготь себе на пузо и будешь с ним ходить, растопырив пальцы? Зачем он тебе? Что за детство?
— А это что? — спросила Татьяна. — Вот этих… Вот это… Это вы их всех убили?
— Нет, Танечка, что ты?! — запротестовал Шило. — Это не мы! Нет, нет, нет! Гринпис, блин, пусть спрашивает вот с него. — он ткнул в Пашку. — Это всё он. Вон того, зелёного мужика, точно он завалил.
— А… А это, что — какое–то животное?
— Бабка, подожди.
— Ты что?
— Надо, чтобы девушка осознала… Пошли–ка, Короткий.
Два мула подошли к поверженному гиганту, взялись за голову, поднатужились и повернули эту глыбу лицом к пепелацу. Татьяна ахнула и отвернулась.
Уселись по местам.
— Ну и как тебе? На земле такие собачки, поди, не водятся? А вот тут эдакие — на каждом шагу. Запомни, Танечка, тут на каждом шагу — смерть. Пошумела лишний раз — смерть. Отошла от группы за угол — смерть. Не выполнила команду старшего группы — смерть. Вот так. Пока тебе дают информацию, не будь дурой, слушай и впитывай.
— Отвезите меня домой, пожалуйста…
— А где твой дом?
— Вот по этой дороге, дальше. Село Тоузаково. Пожалуйста.
Короткий вздохнул.
— Она ничего не поняла.
Скорый спросил у Бабки:
— Мне с ней поработать?