Пришлось делать две ходки. Оказывается, Таня не умеет водить. Поэтому за одним транспортом возвратились Скорый и Бабка.
Пока катили, Мила сняла шлем и завела разговор:
— Паша, ты не обижайся на меня.
Пашка удивился:
— Господи, за что?
— Ты руку сломал, а я тебя ещё и отругала.
— Правильно отругала…
— Да я ругалась–то… Больше от зависти, — Бабка огорченно скривилась.
— Ты, что? Ты позавидовала сломанной руке?… Я не понял.
Мила, тяжко вздохнула:
— Ты, для Беды полез на крышу… Вот, она захотела игрушку, и ты для неё сразу готов убиться… Тьма о тебе заботится, чуть не плачет, а ты её успокаиваешь… Воркуете… А мне ни того, ни того, не дано.
— Мила, да я для тебя тоже готов… Хоть на крышу, хоть к чёрту на рога…
— Я знаю. Только мне не позволено показывать свои чувства. Я — шеф бригады.
Бабка остановила багги, потянулась через две фермы и прижала голову Дугина к себе. Пашка замер, уткнувшись щекой в Милкину грудь. Бабка пахла чем–то знакомым, кухонным, имбирным, добрым и домашним.
Посидели так с минуту, и Мила скомандовала:
— Так. Ладно. Хватит романтики.
И тронула пепелац.
— Я думаю, — продолжил разговор Пашка, — что небольшое проявление твоих чувств бригаде не повредит… Ты с Таней говорила?
— Нет ещё.
— Поговори. Проблему надо решать.