Короткий хмыкнул, а Пашка помотал головой:
- Нет Мила, это мне совсем не нравится.
- А чего ты тогда с ней так разговаривал. Объяснял, жалел… Ну и всё такое… Время растягивал?
Пашка почему-то разволновался:
- Знаешь… Я пытался найти причину, по которой можно оставить её жить. Не хочу убивать. Не хочу и всё. Понимаю, что это глупо. Но, до самого последнего момента надеялся, что она скажет что-то такое, что позволит её отпустить… Оставить ей жизнь… А с другой стороны, я же не кисейная барышня, я прекрасно понимаю какие будут последствия. У власти мгновенно появится формальный и законный повод разрушить Приют, уничтожить тебя, а возможно, и всех членов бригады. Но даже не это главное. Главное, Мила, что пострадают ваши дети… Да чего там говорить - Наши дети. А детьми рисковать нельзя.
Бабка обратилась к Короткому:
- Понял, какая философия?
Короткий мрачно покивал:
- Правильная философия… Мы с Нессочкой… У нас ребёнок будет…
- Ну, слава Богу! Поздравляю! Рада за вас.
И обратилась к Пашке:
- Ну, что, малохольный ты мой? Успокоился?... Короткий, а ты как?
- Ну, как-как. Надо, значит надо. Ты же знаешь - я делаю то, что надо. Нравится мне или не нравится, но работу кто-то должен делать.
- Ладно. Поехали. Да темна надо успеть домой.
Когда въехали в ворота Полиса, уже потянуло прохладой и заструились сумерки.
День наконец-то закончился. Ещё тот денек.Тут что, всё время так насыщено событиями? Но усталости от перегрузки Пашка не ощущал. Живца хлебнул капельку - и как огурчик.
В Приюте, в той части корпуса, что над столовой, были и семейные номера. Примерно, как двухкомнатные квартиры, только без кухни.
Женщины уложили детей, приведённых из детского сада. Справа и слева от большой двуспальной кровати стояли детские кроватки.
Постелили Пашке в маленькой комнате, на диване. И все улеглись.
Дугин лежал, смотрел в тёмный потолок и размышлял.