Игра без козырей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Йогоро Кано, — кивнул Болт.

— Дайте мне, — попросил я, — морфию...

— После всех неприятностей, которые ты нам устроил? — засмеялся Болт. — Даже если бы у меня был морфий, я бы ничего тебе не дал. Сиди здесь и отдыхай.

Я застонал. Болт удовлетворенно улыбнулся и направился к двери.

— Как только заберу негативы, позвоню вам, — обернулся Болт к Крею. — Тогда мы решим, что делать с Холли. По дороге я что-нибудь изобрету. — По его тону можно было подумать, что он собирается обсудить, как избавиться от упавших в цене акций.

— Хорошо, — согласился Крей, — мы подождем вашего звонка в квартире Оксона.

Они направились к двери. На пороге Дория и Оксон оглянулись. Дория широко раскрытыми глазами зачарованно наблюдала за мной и не могла оторвать взгляда. Оксон оглянулся по более практической причине.

— Вы собираетесь оставить его здесь? — удивленно спросил он.

— Конечно, а почему бы нет? — в свою очередь удивился Крей. — Дория, дорогая, пойдем, представление уже кончилось.

Нехотя она последовала за ним. Замыкал шествие Оксон.

— Воды, — попросил я. — Пожалуйста.

— Нет, — отрезал Крей.

Он пропустил их всех в дверь и, прежде чем закрыть ее, напоследок посмотрел на меня — с презрением и жестокостью. Потом выключил свет и ушел.

Я услышал шум отъезжающей машины. Итак, Болт уже в дороге. В окна смотрела непроглядная ночь. В глубокой тишине я сидел и слушал, как за дальней стеной гудит бойлер. Гул этот был низким и безопасным. Ну хоть об этом можно не беспокоиться. Слабое, очень слабое утешение.

Спинка стула доходила мне только до плеч, и прислонить голову было некуда. Я смертельно устал. Любое движение было мучительным. Казалось, каждый мой мускул соединен отдельным нервом с левым запястьем. Стоило лишь попытаться согнуть правую ногу, и я начинал задыхаться от боли. Хотелось просто лечь и не шевелиться. Хотелось потерять сознание. Однако я продолжал сидеть на стуле, голова разламывалась и налилась свинцом, разбитая рука горела, словно ее поджаривали на медленном огне.

Я представлял, как Болт стоит перед дверью квартиры Занны Мартин. Как он обнаруживает, что его собственная секретарша помогала мне. В сотый раз я задавал себе вопрос, что он сделает. Не причинит ли ей вред? Бедная мисс Мартин, которой и так уже причинили слишком много боли.

И не только ей. В той же папке лежит письмо, которое Мервин Бринтон по памяти записал для меня. Если Болт увидит его, Бринтону до конца дней понадобится телохранитель.

Я вспомнил людей, которых жгли, били, пытали нацисты и японцы и которые умирали, так и не выдав врагам секреты. Я думал о зверствах, которые и сегодня творятся в мире, и о легкости, с какой человек может сломать другого человека. Во время войны в Алжире, говорят, совершались немыслимые зверства. И за «железным занавесом» занимались не только промыванием мозгов. А что творится в африканских тюрьмах, кто знает?

Во время Второй мировой войны я был мальчишкой, потом вырос и жил в безопасном свободном обществе. Я и представить не мог, что столкнусь с таким испытанием. Страдать или предать? Этот выбор стоит перед человеком со времен античности. Спасибо Крею, я теперь знаю, каково это, из первых рук. Благодаря ему я теперь перестал понимать, как можно молчать до смерти.

* * *

Бессвязные мысли крутились в голове.