— Должна признаться, что гораздо легче вспоминать здесь, спокойно, на берегу реки, — она улыбнулась, — чем когда у меня горело от боли лицо, и полицейские со всех сторон задавали вопросы, а вокруг суета и беспорядок.
Мы вошли в паб, здесь хорошо готовили, и, когда пили кофе, я спросил:
— Вы сказали, что Боб никогда не прятал бумаги. Вы уверены?
— О да. Он не умел секретничать. Никогда. Из всех, кого я знаю, это был самый беспечный человек в отношении бумаг, документов и всего такого. Правда.
— Это же чрезвычайный случай, чтобы из Норвегии специально прислали двух налетчиков искать в вашем доме бумаги.
— Да, вы правы. — Она нахмурилась.
— Искать так грубо, так разрушительно, так жестоко.
— И они были очень злые.
— Естественно, злые. Они столько поработали и не нашли, ради чего приезжали.
— А ради чего они приезжали?
— Давайте подумаем, — медленно проговорил я. — Ради чего-то, связанного с Норвегией. Были ли у Боба какие-нибудь документы, имеющие значение для Норвегии?
— Вроде бы нет. — Она покачала головой. — Квитанции для отчета. Иногда карточки тотализатора. Вырезки из норвежских газет с его фотографиями. Вправду ничего интересного для других.
Размышляя, я допил кофе.
— Давайте теперь взглянем с другой стороны. Возил ли Боб какие-нибудь бумаги в Норвегию?
— Нет. А что он мог возить?
— Не знаю. Это только предположение. Эти два типа могли искать что-то, что он не привез в Норвегию или что он вывез из Норвегии.
— Вы имеете в виду что-то запрещенное?
— М-м-м...
Расплатившись, я повез Эмму домой, всю дорогу она молчала и, казалось, сосредоточенно думала. И вдруг выдала изюминку:
— А если... Но это и вправду глупость. А вдруг этот налет связан с фривольными картинками?