Горячее сердце, холодный расчет

22
18
20
22
24
26
28
30

Ритка рассказала о своем родном городе, учрежденном Екатериной II, о казаках, прорубивших в лесной чаще первую улицу, которая теперь является центральной и носит название Красной, то есть «красивой». После этого она поведала (кратко) о своих родителях и более обширно о своем образовании и художественных талантах. Ничего: речь ее всем понравилась, и Ритка поспешила перевести разговор в другое русло. Спросила шутливо, водятся ли в замке привидения.

— Ну, сама посуди, как же без них? — встрепенулся Антуан. — В каждом уважающем себя замке должны водиться призраки! Я лично видел Белую Даму.

— Ой, ты все сочиняешь, — махнула рукой Наташа, — наверное, это была Катрин в банном халате. Признайся, ты за ней подглядывал!

— А вот и нет, ничего он не сочиняет: я видел мужа Белой Дамы, Генриха III, видно, он прилетал навестить свою любимую женушку! — пришел на помощь брату Поль.

— А мне кажется, что я сталкивалась с Дианой де Пуатье, — неожиданно вклинилась в разговор София. — Она купалась при луне в Шере. Она была мало похожа на свою восковую копию из музея.

— София, когда ты последний раз была у офтальмолога? — тут же среагировала Натали.

— Здорово, конечно, но лучше бы мне никто из них не встретился, — пробормотала Ритка.

И еще ее удивила та вольность, с какой обращалась Наташа к грозной бабушке.

— Глупости, Белая Дама — просто душка, — заметил Антуан, — проплыла мимо меня с молебником в руках, скромная, тихая. Тебе бы, Натали, у нее манерам поучиться!

— А что это за Белая Дама? — не выдержала Ритка. — Боюсь, что я с ней незнакома и не смогу проявить должного почтения при встрече.

— Ее портрет висит в гостиной, но тогда она еще не носила траура, и художник запечатлел ее в бордовом костюме для верховой езды, — отозвался Поль.

«Так вот кто эта дама, глазевшая на нее во время обеда, — подумала Ритка, — это одна из хозяек замка. Теперь понятно, почему она так таращилась на гостью!» Антуан и Наташа перестали щипаться под столом, и слово взяла София.

Она рассказала о том, что после смерти Екатерины Медичи Шенонсо достался по завещанию жене Генриха III Луизе де Водемон. И хотя супруги очень любили друг друга, их счастье было недолгим. Король был вероломно убит, но перед смертью он успел отправить Луизе письмо, в котором просил жену оставаться в поместье и ждать его, молясь о его здравии. Возможно, из-за этого письма вдова осталась в Шенонсо до самой своей смерти. Здесь больше не устраивалось праздников, вся мебель была затянута чехлами, и королева призвала в замок монахинь-урсулинок для совместных молитв. А так как траурным цветом в ту эпоху считался белый, то она всегда носила белые одежды, из-за чего и получила прозвище Белой Дамы.

— Боже мой, если тебя вдруг вызовут на дуэль, то обещай не требовать от меня ничего подобного! — попросила Натали у своего мужа жалобным голосом.

— Прекрасная мысль, — ехидно заулыбался он, — завтра же составлю завещание, чтобы ты после моей смерти носила только белое. И остаток жизни ты проведешь в занятиях стиркой одежды!

На Риткин взгляд, это была очень печальная история.

— Кстати, после смерти Луизы короли Франции покинули Шенонсо, — вздохнула София с сожалением. — По завещанию, поместье перешло Француазе де Меркер, и для замка начались не слишком хорошие времена, поскольку у семьи герцогов Вандомских не хватало средств для поддержания поместья на должном уровне.

— Но когда же удача вернулась в Шенонсо? — полюбопытствовала Ритка.

Она чувствовала, что объелась сыров, поданных к кофе. И пусть на столе было только семь сортов из четырехсот шестидесяти, изготавливаемых во Франции, но, отведав каждого по кусочку, Ритка ощутила, что она переела десерта.

— Почти через сто лет Шенонсо попал в хорошие руки, — вымолвила София. — В 1733 году герцог Бурбонский продал поместье богатому землевладельцу и банкиру Клоду Дюпэну. Его жена была большой поклонницей искусств, поэтому замок стал модным салоном, в котором вращались самые известные и популярные люди того времени: Вольтер, Монтескье, Фонтенель, Мабли и многие другие. А Жан Жак Руссо стал секретарем мадам Дюпэн и наставником ее дочери. Вот так-то, дорогая моя Мара!