Э(П)РОН. Трилогия

22
18
20
22
24
26
28
30

— То есь, не бузь сроса, все бы обослось?

— Именно. Все, Борисыч, лечись, и за работу. У нас еще обширная программа, которую никто не отменял.

— Да понял узе…

* * *

— Кажется, прокатило…

— Ага… а я уже переживать начал. Тьфу!..

Борисыч таки обработал рану, да к тому же уже прошло достаточно времени, чтобы онемение отпустило, но сплевывать давно остановленную кровь он так и не перестал. Чисто психологический эффект, ага. Хотя почему он больше не шепелявил, мне лично непонятно. Впрочем, механик Мягков натура противоречивая, так что ничего удивительного.

Спросите, в честь чего это мы так расслабились? А заслужили. Фокус удался, причем уже со второго раза. Правда, пришлось помучиться со следующей парой понтонов — поскольку терять еще и их мне вовсе не улыбалось, подстраховке и перепроверке всего и вся, а также подготовке эксперимента уделили почти полдня. Стандартного, естественно. Плюс еще час ушел на торможение, причем мы решили не заморачиваться и замедлить до нуля сам «Набат». Казалось бы, что тут сложного? На Картахене, да и в любом другом порту мы это регулярно проделывали… ан нет! В случае с Картахеной имело место выравнивание скоростей с другим объектом, который сам по себе двигался по определенной орбите в пределах звездной системы, плюс система перемещалась вместе с галактикой (да и по ней тоже). Вот такая вот загогулина. В общем, пришлось помучиться, и самой главной проблемой стало отсутствие ориентиров — относительно чего гасить скорость? Пришлось снова экспериментировать, а еще я заставил Кумо в очередной раз перелопатить все собранные экспериментальные данные. Результат получился ошеломительный — мы походя, в качестве бонуса, обогатили физику подпространства еще десятком открытий. Что характерно, ценных с точки зрения теории, а потому интересных исключительно «яйцеголовым» с соответствующей специализацией. Но и один чисто практический эффект был получен: оказалось, что на «пуповины» и «пузыри» все же распространялась часть законов континуума ВП, а именно, они все же привязаны к гравитационным возмущениям, но начиная с определенного предела. Например, точка входа в «прокол», расположенная вне звездной системы, гравитационному воздействию звезды не поддавалась, но при этом смещалась вместе с более значительной массой, сиречь галактикой. Или местным звездным скоплением — нам тупо не хватило данных, чтобы установить это точнее. Вполне возможно, что и ближайшая система как-то воздействовала, но чувствительности приборов оказалось недостаточно, чтобы это зафиксировать. «Проколы» же, бравшие начало в зоне притяжения какого-то светила, как правило, оказывались в его же гравитационных объятиях. Другое дело, что при удачном прыжке «прокол» закрывался, поэтому и зафиксировать его не получалось. Стандартными способами, я имею в виду. Аппаратура же гексов, с соответственно случаю модифицированным программным обеспечением, такую возможность давала. Но все равно пришлось провести дополнительный эксперимент, для чего мы переместились к ближайшей звезде — желтому карлику Глейзе-7, доселе абсолютно никому не интересному. Планетная система у него была довольно бедной — две более-менее крупных, плюс газовый гигант. Однако ж мы не пожалели времени, и за пять с небольшим часов дочапали до внутренних областей, а конкретно — в пределы орбиты ближайшей к светилу планетки. Здесь, выровняв скорости с безжизненным куском камня, выпустили последний, пятый, понтон, и еще часа три заставляли «нырять» на разные «глубины» без прыжка. И, наконец, еще после часа с лишком расчетов и анализа Кумо вынес вердикт: таки да, гравитационное взаимодействие зафиксировано. Причем планета практически не влияла, основное воздействие оказывала звезда ввиду тотального превосходства массы. После этого мы сместились ближе к светилу — примерно на половину местной астрономической единицы, если брать расстояние между Глейзе-7 и ее ближайшей спутницей, и «зависли» относительно звезды, позволив ее притяжению перемещать «Набат» относительно центра галактики. Кумо предложил даже занять «глейзестационарную» орбиту, привязавшись к вращению звезды вокруг оси, но, еще раз перепроверив экспериментальные данные, пришел к выводу, что до такой степени можно не заморачиваться. Смещения масс плазмы на поверхности светила если и оказывали какое-то влияние на вход в «пуповину», то очень мизерное, не поддававшееся измерению нашими средствам. В итоге последняя оставшаяся в нашем распоряжении «спарка» была запущена и благополучно затормозилась в десяти километрах от «Набата». В очередной раз перепроверив вводные и врубив щит, я подал на понтон команду, и тот осторожно «нырнул» на те же три кванта по координате Т. И… ничего не произошло. Буксир, естественно, исчез из вида, провисший трос тоже — ровно до половины длины, потом резко натянулся… и на том спецэффекты завершились. Второй номер «спарки» преспокойно висел в пространстве, разве что по едва заметной вибрации троса было заметно, что дело нечисто. Мы с Борисычем пару минут пялились в экраны, с замиранием сердца ожидая очередной красочный «бабах», но не дождались. А потом вышло заданное время «нырка», и первый номер снова проявился в континууме ВП — целый и невредимый. Разве что трос чуть больше «сыграл», но, опять же, нагрузку выдержал. Именно в этот момент я и выдал сакраментальное «кажется, прокатило».

— Кумо, ты уже синхронизировался?

— Так точно, сэр. Если это можно назвать синхронизацией, сэр.

— Удиви меня!

— Разница с бортовым временем номера первого составила семнадцать микросекунд, капитан Заварзин. Показания стационарного хронометра это подтверждают — вывожу картинку с камеры.

— Хм… похоже, ты прав, — кивнул я, вглядевшись в дисплей девайса, отображавшего время с точностью до наносекунд, и сравнив его показания с аналогом на понтоне. — Получается, на две минуты рассинхрон всего семнадцать на десять в минус шестой степени… за час это…

— Пятьсот десять на десять в минус шестой, сэр. За сутки, соответственно, двенадцать целых двадцать четыре сотых миллисекунды. Конечно, если зависимость линейная.

— Вот это теперь и проверим…

Собственно, проверили, убив еще около трех часов, с каждой попыткой увеличивая длительность «нырка» по времени континуума ВП. Борисыч, и без того утомленный многочасовым бездельем, но несколько оживившийся при первом эксперименте, свалил из рубки уже через час, так что мне пришлось скучать в гордом одиночестве, попутно отгоняя тревожные мысли касательно бортовой мастерской. Страшно подумать, что с ней механик сотворил! Но пришлось смириться — знал, кого звал. Вот только не рассчитывал, что забава настолько затянется.

Впрочем, полученные результаты оправдывали все неудобства. Кумо как в воду глядел — зависимость и впрямь оказалась далека от линейной, скорее ее можно было назвать экспоненциальной. Но даже в этом случае по расчетам выходило, что, например, суточное пребывание в «погруженном» состоянии при сохранении прямой связи между континуумом ВП и его же куском, заключенном в «пузыре» с кораблем, не превышало нескольких десятков секунд. Секунд, а не часов, и даже до минуты не дотягивало. Правда, оставался еще один нюанс: мы экспериментировали с одинаковыми массами. То есть «погруженный» в подпространство объект в нашей реальности удерживал аналогичный. А что будет, если уменьшить массу «поплавка»? На этот вопрос ответа у нас пока не было. Да и возможностей для проверки просматривалось не особо много: заменить «спарку» на тройку понтонов, из которых два — «затопляемых» — должны быть состыкованы (это раз); и задействовать в качестве «утопленника» «Набат» с одним, двумя или тремя «якорями» (это два). Итого всего четыре эксперимента, и лишь один из них достаточно безопасен для членов экипажа. Правда, оставался еще вариант с пересадкой на понтон… короче, было о чем подумать.

Поскольку значение имели сразу два фактора — время и скрытность, то и решение я принял вполне ожидаемое. Для начала мы таки задействовали тройку буксиров — чисто убедиться, что есть смысл продолжать. Убедились. «Поплавок» выдержал, хотя в этот раз трос вибрировал сильнее. И «сыграл» через две минуты на «выныривании» тоже куда значительнее. Но в общем и целом обошлось. Зато Кумо сразу же радостно сообщил, что зависимость скорректирована — рассинхрон увеличился почти вдвое. Первичный, который семнадцать микросекунд. Окрыленный надеждой, я провернул фокус еще дважды, увеличив длительность соответственно до шести и двенадцати минут. Сходимость данных и тут подтвердилась, после чего я решил завязывать с полумерами — терять еще несколько часов в попытке оттянуть неизбежное мне совсем не улыбалось. А потому «обрадовал» Борисыча, велев проверить стыковочные замки на корпусе «Набата» — зачем заморачиваться с дополнительным оборудованием, если можно использовать уже готовый вариант? А стандартные «сцепки» к тому же еще и испытаны неоднократно при стыковках на Картахене.

Следующие полтора часа убили на проверку и подготовку — Борисыч не поленился лично проконтролировать крепление тросов, заодно посетовав на невозможность в случае чего экстренного сброса. Но с этим обстоятельством пришлось смириться. Ну а затем мы перебрались в «номер первый», и Кумо активировал на понтонах эволюционники, которые микроимпульсами оттолкнули буксиры от громады (на их фоне, естественно) «Набата». «Москиты» по инерции отдалились от основного судна, насколько им позволили тросы, мини-гекс скорректировал уже «Набат», сдернутый с места тройным рывком… и в клетушке ходовой рубки «номера первого» повисла тишина. Строго говоря, не в рубке, из которой был откачан воздух, а в эфире, но проще от этого не становилось.

— Давай что ли, Лех…

— Уверен?