— Разве для вас раскрытие темных делишек известных людей — пустой звук, месье Ноэль? — поднимаю глаза верх, видя перед собой Видану, с наигранным удивлением приподнявшую одну бровь. — Конечно, — сжимает губу в тонкую линию и хмыкает, — легче сидеть в чистом, теплом офисе, жрать пончики и играть в тупейшие на свете игры, — если она и дальше продолжит, мне будет трудно сдержать смех. — Классная работа, Ноэль, — саркастически. — Ты прямо растешь в моих глазах, — выставляет два больших пальца вверх.
— Тебе не понять специфику моей работы, Видана, — поднимается на ноги, старательно пряча от рыжей бестии глаза. Отряхивает брюки, поправляет рубашку, убирает блокнот в карман.
— Ах, вот оно как, — Видана от него точно не отстанет, пока все не выскажет. Интересное какое представление я наблюдаю. Поп-корна только не хватает, тогда бы еще веселее все происходило. — Доблестный полицейский, не видящий дальше собственного носа…
— Мадемуазель Зотова, — доктор в белом халате дотрагивается до ее плеча, привлекая к себе внимание. Видана тут же вся напрягается, выпрямляясь подобно струне. Я же на ноги резко поднимаюсь, чтобы поддержать ее в любой момент, и плевать на присутствие Рауля Клемана в одном помещении. Пусть хоть волком смотрит на нас, значения это никакого не имеет. — Ваша подруга пришла в себя. Вы можете ее навестить.
Видана Зотова
И все же профессия журналиста бывает очень опасной. Никогда не знаешь, на кого нарвешься в своих маленьких расследованиях. Можешь написать разоблачающую статью про могущественного человека, тем самым сбросив его с Олимпа и лишив всех благ в жизни, опозорить его на весь белый свет и радоваться новому падению богатого ублюдка, который способен и из ада протянуть свои ручонки, дабы достать слишком любопытного журналиста. Бывали же случаи, когда находили репортеров убитыми около своего дома или же их сажали в тюрьму по подставным уликам. Не все бывает гладким, как кажется на первый взгляд. Порой демоны из самой преисподней протягивают свои лапы с острыми когтями и тащат в свой мир тех, кто пытается противостоять сильным мира сего.
За эти два года в Париже в качестве журналиста популярного журнала «Калипсо» я много статей написала, многих разоблачила, от чего точно нажила себе уйму врагов в лице тех, кто уже давно либо за решеткой сидит, либо где-то прячется, скрываясь от полиции в каком-нибудь захолустье. Даже этому дурачку Ноэлю я не могу четко сказать, кто под моим личным подозрением. Кто бы мог совершить преступление, якобы врезавшись в меня. Мыслей полно, людей в качестве преступников еще больше. Может это герой моей первой статьи или же самой последней. Вдруг друг, жена, девушка, сын или дочь кого-то из них таким образом решили мне отомстить, свести счеты как в лучших традициях детективного сериала. Тут если начинать расследование полиции, очень легко запутаться, выбрав в качестве преступника совершенно не того человека.
К тому же всем этим детективам, с которыми приходилось контактировать, я бы даже снять котенка с дерева не доверила. Они полные лохи, обыкновенная пародия на комиссариат из фильма «Такси». Редко тут можно встретить достойных работников правопорядка, хотя они и пытаются добиться чего-то стоящего в жизни, делая тем самым только хуже себе. Как Ноэль Ибер, появившийся в стенах клиники должно быть после информации на их рацию. Он же обычно едет выяснять о последствиях аварий на дороге, опрашивая выживших жертв или свидетелей.
Вот и сейчас намеревается пробраться в палату к Джиневре, дабы нарушить ее покой своей чертовой персоной. Я не могу ему этого позволить. Он не войдет внутрь. Полицейским там совсем не место, так как человек пострадал и ей необходим отдых. Сама вот с опаской захожу к ней, предварительно прогнав Ноэля. Пусть в коридоре ждет часа посещения пациентов. Мне, как девушке Рауля Клемана, доступны некоторые привилегии.
— Джи, — делаю пару шагов к койке, на которой лежит подруга, подвергающаяся опасности вместо меня.
На лице наклеено несколько пластырей, скрывающих небольшие ссадины или царапины. Голова забинтована, одна рука в гипсе. Нижняя губа разбита. Синюшные синяки под глазами. На шее специальное крепление, дабы унять боль. Бледная, как призрак. Ничего общего с той веселой и милой девушкой, что всегда поднимает мне настроение. Сейчас передо мной жертва аварии, едва не стоящая ей жизни. Джиневра Эрсан словно чувствует мое присутствие в палате и тут же поворачивает голову, улыбаясь натянуто. Трудно представить, с каким трудом это ей все дается.
— Привет, рыжая бестия, — даже будучи в таком состоянии, она не теряет чувство юмора. Явно пытается отвлечься от боли, сковавшей все ее тело. Ведь я вижу, как она морщится от каждого движения на койке. — Только не разводи, пожалуйста, слез, — резко одергивает меня, когда соленые дорожки текут по щекам. Я редко когда плачу, и-то лишь рядом с близкими людьми. Рина и Джиневра относятся к этому списку.
— Как ты? — стараюсь, чтобы голос звучал менее плаксиво. Надо ненадолго включить режим стервы, ведь Джи любит ругать меня, когда я раскисаю, даже если дело касается ее. — Врач сказал, что внутренне кровотечение удалось остановить. Ты буквально в рубашке родилась, — прохожу к коричневому креслу у окна и роняю в него свои телеса.
Даже и не знала, что ноги жутко устали. И это всего лишь я пару раз прошлась по коридору больницы. Ооохххх, должно быть это из-за бешеной поездки на машине. Я же гнала так, что вжимала ступней в педаль газа. Как будто в гонках участвовала, хорошо хоть и правда ни во что не врезалась, иначе лежала бы в соседней палате. Или где похуже, на нижнем этаже, например.
— Меня вроде как подлатали, а значит жить буду, — машет непринужденно рукой, словно ничего плохого с ней не произошло, а ее нахождение в клинике обычный осмотр у терапевта. — Судя по всему пару дней проведу на этой койке, — так брезгливо, что я сама улыбаться начинаю. — Ты мне лучше вот что скажи, — смотрим друг другу прямо в глаза, и мне совершенно не нравится тот блеск, что в ее очах появился. Похоже, вопрос застанет меня врасплох. — Что у тебя с этим Артуром?
— Да ничего особенного, — ну вот не из робких же натур, а при упоминании Парфенова краснею и отворачиваюсь к окну от проницательности Джиневры, которая, наверняка, уже обо всем догадалась.
— И как с ним трахаться? — орет чуть ли не на всю палату, от чего хочется рот ей скотчем заклеить.
— Ты бы еще выглянула в коридор и всем о своих предположениях сообщила, — тяжело вздыхаю, качая головой. — Когда-нибудь твой громкий голос с нами обоими сыграет злую шутку, Джи.
— Ты мне зубы не заговаривай, рыжая бестия, — стонет от боли, когда движется по кровати вверх, лишь бы сесть поудобнее. Продолжаю на месте сидеть, не делая попыток ей помочь, так как Джи взглядом может легко в камень превратить. — Раулю рассказала про свое маленькое приключение?
— Конечно же нет, — отрицательно головой качаю, поднимаюсь на ноги и начинаю расхаживать по палате туда-сюда. Это меня всегда успокаивало. — Джи, — хватаюсь за голову, чуть ли не волосы выдергивая, — все произошло так быстро, что я ничего сообразить не успела, — мне нужно выговориться, поделиться с кем-то тем, что на душе у меня творится. — Вот мы ссоримся, практически оскорбляем друг друга, а в следующую секунду уже рвем друг на друге одежду, лишь бы поскорее окунуться в страсть, — разворачиваюсь к Джиневре, которая все это время явно за мной наблюдала.