— Значит не кажется…
— Кажется, не кажется… Давай ещё разок. Можешь там не на долго задержаться. Полетай туда-сюда, или что ты там обычно делаешь, и бегом назад, а то я волноваться буду.
Когда уставшие и возбуждённые они вернулись к своему холодному кофе, за окном уже во всю светило солнце.
— Я боялась, что время тоже застывает, — болтала доверительно Мелина, пока Алька заваривала свежую порцию кофе, — мне казалось, что ничего не меняется, что колёса только для видимости крутятся. С одной стороны, думаю, это хорошо, можно всё переделать, а с другой стороны, нам ведь надо знать, что переделывать. А как тут узнаешь, если на одном месте топтаться.
— Ты только первых пару раз боялась, а я всё время. Смотрю и ничего не вижу…
— Как это ничего. Ты же заметила, что картина после моих возвращений меняется…
— Так это после возвращения, а пока ты там, совсем ничего не меняется. Картина, как картина, даже наощупь.
— Ты что, её щупала?
— Ну должна же я была понять, что происходит. Это я уже потом додумалась увеличительное стекло взять.
— Так ты так мне и не сказала, как тебе моя Заноза. Правда красивая?
— Правда, — улыбнулась Алька, — я не большой знаток, но мне очень понравилась. Особенно когда я поняла, что она сдвинулась.
— Хорошо, что её возле меня оставили, а то бы пришлось искать долго.
— На фургоне с твоим приятелем надо тоже какую-нибудь отметку сделать.
— Там всё так грязью заляпано, что никакой отметки не заметишь.
— Во второй раз ты же быстрее его нашла.
— Я просто его возничего приметила, — похвасталась Мелина, — дядька Порх. Он у нас самый толстый и борода у него лохматая.
— А девицу, которая за твоим кузеном приглядывает, знаешь?
— Может и знаю. Дворовая наверно. Я к дворовым никогда особо не приглядывалась, — отмахнулась от вопроса Мелина.
— Напрасно. Её помощь может понадобится, — наставительно заметила Алька.
— Да что дворовая может? Она или прачка, или на грязной кухне помогает.