Тело на кровати, накрытое покрывалом до самого подбородка, пребывало всё в том же блаженном стазисе.
На матово блестящей белоснежности лица, крутыми дугами выгибались тёмные брови и густые ресницы под ними повторяли миндалевидный разрез закрытых глаз.
Мелина смотрела на это лицо, стараясь увидеть его чужими глазами. Понять, что могло привлечь интерес взрослого мужчины к этому, больше похожему на маску, лицу. Ведь Алька, по сути, права. Можно фыркать и возмущаться сколько угодно, но факты все на лице… А лицо, хоть десять раз красивое, ничего не может поведать человеку незнакомому. Разве что предоставить широкое поле для домыслов и фантазий.
О чём думает, долгими часами, сидящий рядом мужчина, что привлекает его, чего он хочет?..
И почему ей приятно его присутствие?..
Из глубокой задумчивости Мелину вырвал свет ворвавшийся в широко распахнутые двери.
Двое слуг, одетые в ливреи, внесли нечто, похожее на паланкин и установили его на место занимаемое, обычно, её красавцем охранником.
Мелина зависла над странной конструкцией, а ливрейные лакеи удалились, прикрыв, с вежливым поклоном, тяжёлые двустворчатые двери.
Крепкая рука, украшенная кольцом с крупным чёрным камнем, раздвинула нарядные шторки, и приятный мужской баритон, лаская слух нежными нотками спросил:
— Ну как ты, моя девочка, соскучилась?
***
Алька отпаивала Мелину на кухне горячим чаем.
Слёзы капали в покрытую рябью кружку, а Алька даже не пыталась их остановить.
Ещё там, на их террасе она поняла, что подруге плохо и, не смотря на то, что всё ещё продолжала сердится, кинулась к мольберту протягивая руки с помощью и поддержкой.
Понадобилось и то, и другое, и терпение.
Объяснить причины своего состояния Мелина не могла. Из стонов, вздохов и всхлипов Алька только поняла, что рану ведьма получила душевную и что ОН стал причиной всех страданий.
— Ну, ну, — завела было привычную мантру Алька. — Мужики они все такие…
Но Мелина гневно её прервала. Даже рыдания для этого остановив:
— Не смей говорить о нём так. Он самый лучший! — и опять разрыдалась.
Можно было повернуться и уйти, предоставив ведьме возможность насладится собственным горем — оснований так поступить у Альки было предостаточно, но она этого не сделала. Потащилась на кухню, ругая себя за мягкотелость и, захлёбываясь слезами заварила крепкий чай, так любимый подругой, и даже лишнюю ложку сахара добавила.
ebooksa