Вход для посторонних

22
18
20
22
24
26
28
30

— Смотри ты, ещё и шутник. Меня Нил зовут, а это мой брат. Его зовут Лин.

— У нас в семье все пошутить любят.

— Я Аль. Мою спутницу зовут Сиана. Нам ещё далеко до деревни?

— Поверь мне малыш, лучше этого не знать. Шевели ногами и помни, что даже у самой длинной дороги есть конец.

— Нил у нас философ, — пояснил его брат, — иной раз такое нафилософствует, что от смеха можно лопнуть, но в данном вопросе я с ним согласен. Начнёшь считать — дорога только длиннее покажется.

Алька с ними была согласна. На собственном опыте испытала — стоит только о финише подумать, как тут же с темпа сбиваешься и отдышка появляется.

У Мелины такого опыта не было. Ей знать хотелось.

«Ну конечно, не твоё же тело тут надрывается,» — ворчала Алька — «Думаешь приятно когда твоя одежда в кору превращается и кожу натирает как тесные туфли. Знаешь что,» — обрадовалась она родившейся идеи — «Ты бы, пока мы тут физическими упражнениями занимаемся, выяснила куда мы направляемся. Идём в какой-то Сипотин, а что за Сипотин такой понятия не имеем.»

«Скорее всего дыра дырой. Я о таком даже не слышала.»

«Зато скоро увидишь.»

«Ладно. Поищу что-нибудь, только заранее предупреждаю — географией никогда особо не интересовалась.»

Оставшись одна, Алька обратила внимание на свою спутницу.

Девушка, упрямо сжав зубы, тянула свою лямку. Видно было, что ей тяжело, что к тяжёлой работе она непривычна ни физически, ни морально.

Но она тянула.

Тянула упрямо и сосредоточенно.

Тянула с таким видом, словно от этого жизнь её зависит.

Лет ей было совсем немного, до двадцати, не больше. Одета аккуратно, но серенько. Альке сложно было судить о местной моде, но молодая женщина, которая с ними ехала, хоть и одета была бесцветно, но ткань была получше и вышивка по подолу тянулась, да и кольца на пальцах поблескивали. У этой только пот на лбу блестел. Личико бледное, остренькое, ни чем не примечательное, глаза долу опущены — мышка серенькая, одним словом. На таких, обычно, внимание никто не обращает.

Тоська о таких говорила — человекотень.

Возможно подруга излишне радикальна, но ведь если бог пожалел краски на человека, то всегда можно докупить. Но Тоська считала, что эта внешняя серость, не что иное, как проекция внутренней никакошности.

Альке Сиану было почему-то жалко.