— Тогда дня три ждать придётся.
— Кто ж три дня, при такой погоде, да без провианта продержится, — потребовал ответа молодухин муж.
— А это вы уж промеж себя решайте. Мне за лошадей ответ держать.
— Выходит, что лошади вам людей важнее?! — в праведном гневе девушка даже росточком выше стала.
— А для вас ничего дороже вашего барахла нет, — не смутился кучер, — хотите, на себе тащите, хотите, здесь сторожите. А у меня своих забот хватает.
Кучер, демонстративно развернулся и сбруей занялся.
Пассажиры всё не расходились. То ли надеялись, что конюх передумает, или ждали удобного случая чтобы денег предложить.
Алька не удержалась:
— А ведь прав парень. Можно волокушу смастерить.
— Не понял. Что, говоришь, смастерить можно, — заинтересовался чужой муж.
— Ну как носилки. Палки подлиннее соединить, между ними палки помельче, а сверху вещи поставить. И волоки хоть до столицы.
— Я свой далеко не дотащу, — вздохнула худосочная.
— А вы все вместе.
— Не по справедливости получится. У одних багажа мало, у других много, а тянуть всем одинаково…
— Не хотите тянуть — можно вдоль дороги запрятать, чтобы незаметно было, — Алька уже жалела, что вмешалась. Ясно было, что договорится тут не с кем. Не было в её попутчиках духа коллективизма. Здравого смысла тоже.
Альке только почему-то было искренне жаль одинокую серенькую мышку, льющую слёзы над сундуком с коваными углами. Было в ней что-то трогательное, нуждающееся в защите.
Единственное, что Альке в жизни пришлось защищать — был диплом. А тут вдруг в ней какое-то геройство шевельнулось. Этому могло быть два объяснения: возможно вместе с мужской одеждой Алька натянула на себя и стиль поведения, так сказать, вошла в образ. Или это чужие эмоции на подвиги тянут. Анализировать свой порыв Алька не стала — времени не было. Просто подошла. Руку на плечо положила. «Я помогу» — сказала.
Девица отскочила от неё с такой паникой, что Алька даже оглянулась — вдруг у неё за спиной лесной хищник прячется.
— Ты чего? — спросила удивлённая Алька.
— Вы что-то хотели? — девица Альку явно опасалась.