Укрощая Прерикон

— Да, здесь много красивых цветов! — говорил Мираж, снисходительно относясь к этим девичьим слабостям Энни.

— Не понимаю, Джон, как они растут здесь, в тени деревьев? Пол моего детства прошло за мамиными каталогами, но я даже и не знала, что такие существуют в природе! — не переставала удивляться Энни, находя то одно, то другое растение.

— Что ж, ничего удивительного в этом нет: не вся из здешней зелени занесена в каталоги… Столичные ботаники не догадываются и о половине видов природной флоры Прерикона, — отвечал ей Мираж. — Видите ли, многие из этих цветков, нигде вне Лона не встретишь. Здесь к тому же встречаются прекрасные сорта известных цветов. Любой флорист бы убил за возможность завести такие у себя в саду. Получись у него достать хотя бы некоторые из них — о, это была бы катастрофа! Они бы неминуемо убили все прочие растения его сада, отобрав у них почву, влагу и солнце. Увы, запад не терпит восток, и запад сильнее. Сравнивать флору этих двух частей света, все равно что сравнивать восточных и западных лошадей. Первым повезло, что вторые водятся только в Прериконе.

Кстати, вот еще одна неразрешимая для науки тайна! Почему такие сильные лошади запада не распространились на восток, на Вельд и дальше, и не вытеснили своих слабых сородичей? И родственны ли они им? Почему только семьдесят лет назад имперцы, народ с многотысячелетней историей, впервые встретили лошадей Прерикон? Люди востока заходили на запад и раньше, но немногие вернувшиеся из прерий не упоминали ни о коренном населении прерий, ни о лошадях, с которыми те сосуществуют… Такая вот загадка истории, а кто-то жизнь тратит в попытках ее разгадать!

Кто бы там на что не тратил свою жизнь, Энни точно мало интересовали подобные вопросы. Синие крылья этой бабочки порхали от одного цветка к другому. Цветы же в глазах Энни могли увидеть небо, таким образом, она с ними как бы шла на сделку: растения упивались красотой девушки, а Энни наслаждалась их красотой. Но именно она расторгала сделку первой, переходя от одного цветка к другому. Как и все новое, вид цветов очень быстро ей приедался.

Именно благодаря ветрености натуры Энни, скоротечности ее увлечений, разбойники дошли до конца леса к закату, а иначе бы застряли в нем на долгие дни, ожидая, пока эта неугомонная утолит свой эстетический голод. На пути им не встретилось никаких крупных хищников или их следов, были только ежи, ласки, карабкающиеся на ветки к птенцам в птичьих гнездах и дуплах деревьев, однажды мелькнул хвост лисы. Встретились им и несколько гадюк, Дадли свернул змеям шеи, прицепив их длинные тела к своему поясу, позже он намеревался их съесть. Дадли постоянно совал в рот все, что имеет хоть малейшую питательную ценность. Памятуя о том, что сказал Джон о Дадли, Энни фыркала про себя, опасаясь выражать свое отвращение к нему напрямую. Однажды ее едва не стошнило, когда Дадли отколол ножом часть древесной коры, открыв взору Энни множество белых личинок короеда. Он принялся горстями забрасывать их себе в рот, пережевывать, омерзительно при этом чавкая. К ужасу Энни ее Джон составил Дадли компанию.

— Если ты и дальше хочешь быть моей ученицей, — сказал Мираж Энни, когда закончил есть, — то прекрати, наконец, брезговать природой и отвергать ее дары! Они все ценные, а ты, как и все мы, из лона природы вышла, так ответь мне, если имеешь, что сказать на это, чего здесь сторониться?

Удивительно, но она так и сделала, не навсегда, конечно, но в этом конкретном случае пересилила себя, чтобы продемонстрировать ему свою решимость. Любовь к Джону превзошла в ней даже отвращение, и она с трудом, подавляя рвотные позывы, заставила себя проглотить одну из личинок, предварительно отрезав ей голову ножом, который был ей выдал Миражом для сбора грибов. Когда Дадли отошел от дерева, Джон показал ей следы, оставленные короедами, открывшиеся теперь, когда большая часть личинок на этом участке ствола была съедена. Она нашла их красивыми и была поражена тем, как мерзкие и с виду и по сути насекомые, способны делать такие красивые и замысловатые узоры.

— Они вовсе не для красоты стараются, — ответил ей Мираж на вопрос соответствующего содержания, — что не мешает им ее создавать! Сказать по правде, это вселяет мне надежду в человечество. Короеды, как и колонисты, пришедшие с востока далеко не всегда по доброй воле, паразитируя на теле прерий, просто пытаются выжить. Каждое живое существо делает это так, как может. Не все рождены красивыми, но все равны в своем праве на жизнь, раз уж появились на этот свет. Не каждый, однако, достаточно приспособлен, чтобы данное право отстоять. А создавать красоту способны даже такие, казалось бы, низменные существа, как эти жуки. С виду они маленькие и незначительные, и на миллионную долю не такие значительные, как деревья, которыми питаются. Но вот засохнет одно дерево, засохнет второе — лес упадет, сточенный их жвалами, кто тогда скажет, что короеды неважны?

— Но я вовсе не хочу, чтобы этот лес исчез… Здесь так много красивого! Как сделать так, чтобы он остался? — спросила Энни, насупив брови.

Мираж рассмеялся детскому вопросу.

— Если бы все было так просто, дорогуша, лесов бы уже не осталось. Чтобы мы тогда делали, из чего бы строили и на чем писали? Но деревья, позвольте, продолжают стоять и сопротивляться нашим пилам и топорам! Вам ничего для этого делать не нужно, достаточно просто не мешать лесу, и он восстановится… А также не препятствовать работе тех, кто его лечит! — добавил Мираж, увидев летящую птицу. Словно в подтверждение его словам на ствол приземлился дятел и принялся выклеивать остатки личинок, своим длинным клювом забираясь и в щели между корой и древесиной, по краям оголенной Дадли раны. — Пойдемте, дорогая Энни! Не стоит ему мешать…

Истинный шок все испытали, когда на закате они вышли из леса. Открывшийся им тогда вид был зрелищем неописуемым. Солнечный свет цеплялся за края вершины огромной Арки седла на западе, даже с того места, где они стояли, казавшейся большой, на деле же бывшей огромной. Через эту арку когда-то выбежала Беда, преследуя Победу, выкрашенную в серый, и ее наездника, также как и лошадь пойманного в день Дела у Змеиного каньона. После того как Мираж допросил его, Дадли придушил дикаря.

Только теперь, увидев родные пастбища, Беда вполне отошла от путешествия по Ущелью смерти. Она рванулась вперед, чтобы разыскать родной табун, но Джек был тут как тут, Дадли ухватил веревку второго аркана на ее шее, Даффи вцепился в третий, но его вклад в общее дело бы настолько мал, что можно даже не считать его. Проводя параллель с личинками короедов, будь таких, как Даффи, сотня — это могло бы сработать, но Даффи был такой один, он скорее летал за веревкой, чем удерживал ее. Вместе Дадли и Джек остановили кобылу, и Мираж, похвалив их усердие, обратился к Кавалерии:

— Для этого мы ее сюда и вели. В центральных прериях укротить кобылу Прерикон очень сложно, нужно много людей, чтобы уследить за всем. У Укротителей они есть, у нас нет. Даже попроси я, Кнут бы не отрядил со мной больше людей. Здесь, в Лоне, нам и не нужно больше! Требуются подходящие условия местности — здесь они есть! И пищи более чем достаточно, трава уже успела восстановиться, но табуны Прерикон сейчас далеко отсюда. Там, за Аркой седла, лошадь не ждет ничего хорошего. Она если и будет рваться, то в другую сторону, что упрощает нам задачу. К тому же в прериях всегда существует риск вмешательства третьей стороны. В Деле у Змеиного каньона мы были ею, я не хочу, чтобы кто-то обокрал нас так же лихо, как мы в тот раз обокрали дикарей. Маловероятно, что кто-то бы попытался, учитывая тайну всего нашего дела, но тем не менее такой риск есть. Вдруг кто-то из первой группы проболтается. И, наконец, даже укрощенные лошади Прерикон иногда сбегают. В этом месте кобыла в последний раз чувствовала себя свободной. Укротив ее здесь, мы подчиним ее насовсем!.. Как там, к слову, твои ребра! Думаешь, ты уже достаточно оправился, чтобы попытаться влезть на нее снова?

Кавалерия приподнял бровь.

— Я считаю, это должен сделать ты! Ты загнал кобылу, лишил ее свободы. Ты накликал нам Беду на голову — стало быть, тебе с проблемой и разбираться! До Дамптауна, — Беда твоя. Я сказал. Если сумеешь, конечно, ее оседлать… Но кто из нас, если не ты, бывший кавалерист, сумеет объездить лошадь лучше всех и быстрее?

Кавалерия ничего не ответил, он молча наслаждался видом.

У их ног лежали луга, несколькими холмами они спускались вниз. Горам на севере — а это были лысые горы, не просто скалы — предшествовал еще один лес. Перед ним протекала река, у подножия всхолмья на вершине которого они стояли. Скалы Межевого кряжа отрезали Лоно от центральных прерий на востоке, там не было цельного леса, только острова деревьев, размежеванные лугами. Прямо за скалами кряжа расположилась продолговатая по форме долина Монтгомери лейн, туда они направятся, когда придет время.

Они разбили лагерь у реки, впервые с момента ночевки у Скалы в форме скакуна спали при разведенном огне, а ели жаркое из белок, добытых в лесу Миражом. Их приметил Кавалерия, и хотел пристрелить, но Мираж запретил ему тратить патроны, а сам убил несколько зверьков бросками ножей. Несмотря на то, что Мираж был уверен в том, что в Лоне безопасно, чтобы не смущать народ, он назначил дежурных. Они сменялись каждые четыре часа. Сначала это был он сам, затем Кавалерия в середине ночи, ближе к утру Терри Рыбак. В Лоне не обитали дикари из соображений святости места, даже Огненноликие, обычно плюющие на заветы предков, здесь не селились. Считалось, что того, кто решиться присвоить себе Лоно, настигнет страшное проклятие, по этой же причине те, кто знал об этом месте, старались не проводить здесь больше одной-двух ночей. Больших хищников в Лоне тоже не водилось, если не считать высокогорных орлов, которые изредка пролетали в вышине над ними, оглашая округу своими криками. Но не в ночное время — в отличии от большинства диких территорий ночью здесь было безопаснее, чем днем.