Энни перевела взгляд на мужчин, окружавших ее, и увидела отвратительных тварей, чертей. Балом правил дьявол — Мираж — он как раз облизывал свои тонкие пальцы, но Дадли переплюнул и его, чередуя жаренных лягушек с живыми. Терри Рыбак был манерным чертом: он отрывал одну лапку от другой, как богатые отрывают от мякоти хлеба кусочки, и точно так, подражая богатым, забрасывал их себе в рот по одной. Кавалерия жевал скупо и молча, но не через силу, он всегда питался так, как сейчас. Джек забивал свою пасть лапками лягушек, подобно тому, как курильщик забивает табаком трубку. Он сметал в рот сразу полсковородки и затем отвратительно чавкал, пережевывая все это. Даффи был самым маленьким и незначительным чертом, и не чертом вовсе, а так, бесом! Он питался словно мышь: выбирал себе лапку, но не сразу брал ее, а выжидал, пока кто-нибудь еще не захочет, и если никто не брал ее, то брал он, а если все же брал, то Даффи бросал на того, кто отнял у него еду, быстрый злой взгляд и выбирал себе другую лапку. Он очень часто отдергивал ладонь правой руки, когда хватал ею пищу, хотя всегда дожидался, пока она остынет, следовательно, пища не могла быть горячей. Энни заметила эту странность, а приглядевшись, увидела, что с внутренней стороны ладонь Даффи покрывают красные бугры. Она прикоснулось к сыпи на своей щеке, прикосновение собственных пальцев обожгло ее. Девушка скривилась от боли, а Мираж сказал:
— Говори, что хочешь, но это так никак нельзя оставить, дорогая! Позже я приготовлю вам мазь, всего один раз намажете щеку ею, и вся сыпь осыплется, простите меня за мой неудачный каламбур!
— Ах, отцепитесь, Джон! — сказала Энни, гадая, насколько наигранно прозвучало из ее уст это имя после недавних событий. Она не хотела принимать ничего из рук Миража, боялась даже предполагать, что могло входить в состав ингредиентов обещанной им мази. — В конце концов, это всего лишь прыщики. Я была подростком, Джон, я знаю, что это проходит.
— О, вы и понятия не имеете о том, какие запущенные случаи порой встречаются в медицинской практике! — возразил Мираж. — Уж поверьте моему опыту, душечка, с этими мелкими засранцами шутить нельзя. Здесь и обсуждать, собственно говоря, нечего, как я уже сказал, я просто дам вам мазь, и все образуется, ладненько?
Энни ничего не ответила, ей захотелось уединиться. Она встала и пошла к реке, но даже там не нашла покоя. Река больше не журчала, как раньше. Вода позеленела: лягушек в реку набилось столько, что течение почти остановилось, мелкая рыбешка всплывал брюхом кверху или поднятая спинами лягушек почти к самой поверхности жадно раскрывала рот от нехватки кислорода. «Вот так и мужчины, — думала Энни: — придут куда-нибудь и все под себя переделают, перебьют сначала то, что жило там до них, а после, когда ничего не останется, обернутся друг против друга из-за какого-то глупого пустяка…»
Она попыталась развить эту мысль, но события прошлой ночи все никак не шли у нее из головы. Она искала вчерашнего дня и его приятных моментов, но как бы не хотела их найти, все в дне сегодняшнем напоминало ей о ночи. Прямо вокруг нее было множество лягушек, появившихся из ниоткуда. Мираж назвал это лягушиным дождем, но разве такое случается? «Точно не с праведными людьми!» — ответила Энни сама себе. Она вдруг сильно озаботилась вопросом бога и его существования. Одни вопросы сменяли другие, и только ответы на большинство из них все никак не посещали ее голову. То, что случилось с ней, то, что она видела, было ей непонятным и оттого пугало ее еще сильнее.
Особенно Энни тревожили те символы, которые вырезал на себе Мираж, равно как и те, что вслед за символами на его теле, появились на земле ночью. Казалось бы, она должна была наплевать на то, что именно они означали, главное, она прекрасно понимала, что что-то злое, что-то, от чего простым смертным, как она, лучше держаться подальше. Но против ее воли некоторые из символов поднимались из глубин ее памяти и пылали так ярко, словно она видела их вживую, и даже того ярче. Они вытесняли ее мысли, отбирали ее время. Девушка будто впадал в ступор на секунду или несколько, а когда приходила в себя — оказывалось, что прошло куда больше времени, чем говорили ее внутренние часы. С трудом у нее получалось развеивать приходящие ей на ум символы, почти мгновенно другие или те же знаки приходили на смену развеянным. Энни не знала, что они значили, она лишь хотела, чтобы это кончилось, хотела, чтоб ее оставили в покое.
Незаметно пролетело время до обеда, и на нем она кушала вместе со всеми какое-то мясо, даже не различила его по вкусу и не проследила, чем это было прежде, как обычно делала. Она жевала и глотала какую-то дичь, просто, но отлично приготовленную, до тех пор, пока не наелась. Где-то несколько часов спустя, Энни затруднялась определить точное время, к ней подошел Мираж и, сказав ей что-то, чего она не расслышала, принялся размазывать по ее сыпи какую-то серую массу. Она сначала слабо воспротивилась ему, но вскоре уступила. Рука Миража была совсем как у человека, такая же теплая и мягкая, не как у Франко ночью, не как у мертвеца. Его прикосновения напомнили ей о Кавалерии, и она впервые за весь день задумалась о том, как он там. Но тут же одернула себя, вспомнив, что она его ненавидит. Она была теперь еще более рассеянной и непостоянной, чем обычно. Настолько изменилась, что даже сама заметила свою ветреность.
— Простите, Босс… Это ведь мазь для кожи, так? — Энни вздрогнула, не узнав говорившего, а после вздрогнула еще раз, осознав, что не заметила, как Даффи подошел. Да, это был именно он, очень редко Даффи обращался к кому-то, почти всегда он просто молча следовал приказам, только если дело не представлялось ему слишком опасным, как тогда у Змеиного каньона. И теперь, как в тот раз, когда он отказывался лезть на утес, видимо, что-то очень беспокоило его, раз он решился подойти к ним и подать голос.
— Полагаю, что можно и так сказать, — ответил Мираж, нахмурившись, — а почему ты спрашиваешь?
— Да дело в том просто, сэр… — маленькие глазки хорька блеснули и забегали, он потянулся рукой, чтобы почесать затылок, но тут же скривился от боли: — Видите ли, у меня с рукой что-то странное твориться в последнее время… Вот, лучше сами посмотрите, а то я, как вы, по-научному, говорить не мастак! — и он показал Миражу свою ладонь.
Бугры на ней выглядели куда хуже, чем сыпь на щеке Энни. Они надулись и пульсировали, и кажется, даже еще увеличились с того момента, как Энни их видела за завтраком. Хотя она теперь уже сомневалась во всем, что видела, и в том, что видела вчера, в том числе. Она будто застыла на пограничье между ложью и правдой, живя одновременно и в реальном и в выдуманном ею мире, отчего реальные факты, фантазии и домыслы постоянно переплетались между собой и путались. Она знала, что когда-нибудь это измениться, но не знала, когда наступит этот момент, что не мешало ей с нетерпением ждать его.
— Действительно, странно, Даффи… — сказал Мираж, внимательно осмотрев его руку. — Ты, наверное, мне не поверишь, но кажется у тебя на руке растут грибы.
— А разве такие бывают? — спросил удивленный Даффи. Он знал, как отличить мухомор от белого гриба, а лисичку от поганки, но не больше этого.
— Представь себе, да! Бывают, и не такие, — ответил Мираж.
— А хоть бы и так, мне, по правде сказать, все равно, сэр. Гриб, — так гриб, какая разница? — пожал плечами Даффи, — лишь бы этот зуд, наконец, прошел! Вы ведь поможете мне, правда? А то я уже из последних сил терплю. Сказать по правде, хочется руку взять так и оттяпать — до того оно меня разобрало. Я как Дадли сказал, так он сразу за нож схватился — ему, понимаете, только повод дай… Но и я не железный, я был уже готов и правда руку дать на отсечение…
— А вот этого не надо, Даффи! С этим не спеши! Рука тебе еще самому нужна. О чем вопрос, помогу, конечно… Чем смогу, тем помогу! На общее благо ведь трудимся, — ответил Мираж. — Но скажи мне вот что, приятель, ты не трогал случайно чего-то необычного в последние дни? Ну, знаешь, какой-нибудь предмет, из поверхности которого мог занести споры в кожу? Просто, если это гипотетическое что-то еще в лагере, то его следует убрать из него поскорее, чтобы кто-то еще не дотронулся случайно и не подцепил заразу, смекаешь?
Лицо Даффи покраснело, капля пота появилась на его лбу и скатилась вниз к подбородку, окурки бегающих глаз загорелись, их зажгла жадность бандита. Он машинально сунул руку в карман и нащупал в нем золотой глаз Билла. Нет, он не был готов с ним расстаться! Чтобы скрыть свою находку Даффи, тут же опомнившись, сунул в карман и вторую руку, замаскировав этим первое движение, и, вперив глаза в середину лица Миража, сказал уверенным тоном: — Боюсь, что нет, босс! Я ничего такого не припоминаю… Нет, сэр, даже и не знаю, чтобы это могло быть…
— Хм, не знаешь, значит? — спросил Миража, пристально глядя Даффи в глаза. Тот не продержался и трех секунд, и вперил взгляд в землю. — Хорошо! — хлопнул Мираж в ладони, выводя громким звуком Энни из оцепенения, она опять погрузилась в себя. — То есть плохо, конечно, — добавил он, — но хорошо, если ты не помнишь, то у меня к тебе больше нет вопросов, — давай сюда свою руку…
Даффи протянул ему ее, и Мираж использовал остатки мази, которой заготовил с запасом. Когда он закончил обрабатывать рану, Даффи с удивлением и радостью несколько раз сжал и разжал ладонь.
ebooksa