Падение, огонь и покаяние

22
18
20
22
24
26
28
30

Шагает славный имперский легион.

Конец песни ознаменовался пьяно-радостным воем, и половина таверна опрокинула кружки, испив до дна в честь и за славу имперского легиона. Только Азариэль не спешит веселиться, ибо предчувствует, что всё кончится для легионов не совсем хорошо, но больше всего он поглощён поисков нового смысла, тяге к существованию, которая исчезла. К великому сожалению Азариэль понимает, что стал пленником погони и охоты, это была его жизнь. Он думал, что эта судьба постигнет Рихарда, но сам её принял, даже не заметив, что охота за Люцием, месть, стала не просто смыслом, но самой жизнью.

«О… как так случилось?» – спрашивает сам у себя Азариэль, только сейчас поняв, что настолько долго носил месть в сердце, что она проела душевную язву, и если был бы шанс в начале пути избавиться от злобы в душе, он бы приложил все усилия к этому. Сейчас же вместо них – пустота.

И сейчас вновь, снова после битвы, после поисков и неудачи в них, сидит парень и пьёт дешёвый алкоголь, пытаясь забыться в нём, утопив всё отчаяние в кружке с пивом. История оказалась циклична до боли. Неужто ли так всё закончиться?

Рядом с Азариэлем присел смуглый редгард, на котором вся одежда – кожаный жилет, плотно утянувший посеревшую рубаху с коротким рукавом, из-под которого выходит ещё один рукав, плотно прилегающий к рукам. Белые штаны налегают на верхнюю одежду, утянутые большим широким кожным ремнём, на голени, уходившие под сапоги.

– Кто ты, что тебе нужно? – спросил альтмер у незнакомца.

– Странно, что ты меня не помнишь, я Сутурах.

– Кто? – нахмурился Азариэль, пытаясь вспомнить этого человека, перебирая воспоминание за воспоминанием. – Я тебе денег не должен.

– Что ж, забыл ты меня, ну здравствуй, рыцарь Ордена Святого Магнуса. Давай я тебя вином угощу, а ты мне расскажешь про себя.

– Откуда? – шарахнулся Азариэль, чуть не упав со стула.

– Я служил вместе с тобой. Был неофитом.

– Не помню. Ладно, ты что-то там говорил про вино, – с едва заметной растерянностью сказал альтмер и допил пиво, протянув опустошённую кружку. – Наливай.

– Хорошо, – редгард поднёс бутылку из стекла, и в кружке высшего эльфа оказалась пенящаяся тёмно-багровая жидкость. – Расскажи мне, старый рыцарь, как ты был призван в Орден, что сказали тебе в путь матерь и отец?

– Как обычно. Жатва – через неё я попал в Орден. Испытания. А родители? – Азариэль коснулся губами края кружки, ощутив сладкий привкус вина и отпил. – Они ничего не сказали, поскольку покоились.

– Понятно. А как ты в Ордене клятву давал, помнишь? Весь твой призыв вместе с тобой тоже клялся же?

– Да, – страшная ностальгия посетила Азариэля, когда он вспомнил о том, как всё было – он и друзья, ещё не отравленные ересями Люция с радостью готовы были отдаться Ордену и посвятить себя войне с тьмой. – Всё помню. Славный был день, знаешь ли, но мы всё похерили. Как?

– Про первую битву поведай Азариэль. Как оно было впервые выступить против нечисти Тамриэля, – редгард припустил голову. – У меня не было первого задания, потому что первый бой я принял в Цитадели.

– Первое задание, – Азариэль с трепетом вспомнил, как он, Аквила и Лира, в те времена, когда их единила дружба и братство, с двумя рыцарями выступили против вампира; вспомнил как они бились и как его спасли… те дни, все они пропитаны духом нечто утраченного и потерянного, по чему поёт скорбь. – Оно было против вампира, ох и замарались же мы тогда.

– Понятно. А чем ты сейчас займёшься?

– Не знаю. Мой смысл потерян. Орден пал, а за большее сражаться незачем, да и нет сил.