Она разгладила юбку на коленях.
— Так что скажешь? Можно переночевать у тебя?
— Прости, но нет. — Анжела решила, что лучше дать простой и прямой ответ.
— Но почему? — нахмурилась Ванда.
— Во-первых, ничего личного, но я никогда и никого не приглашаю в свой дом. Я много работаю, и это мое убежище вдали от всего, и я хочу, чтобы так оно и оставалось. А во-вторых, я не собираюсь подслащивать тебе пилюлю только лишь потому, что ты облажалась.
Ванда снова уставилась в боковое окно.
— Что ж, кажется, я и правда облажалась.
— У тебя ведь есть ключи от дома родителей?
Ванда кивнула.
— И наверняка они не тронули твою комнату?
— Ага, комната осталась. Видимо, мама с папой надеются, что какое-то волшебство вернет мои четырнадцать, и меня снова можно будет воспитывать.
— Так, послушай меня. Я хочу, чтобы ты отправилась домой, тихо вошла, оставила на кофеварке записку о том, что ты спишь в своей комнате и тебе нужно выспаться, потому что ты пришла поздно и тебе нужно на работу в субботу вечером. Нарисуй там сердечко или что-то такое. Справишься?
— Наверное, — пробормотала она. — Но я уже сказала, что не виновата...
— Твой бывший сам разбил окно, а затем позвонил в полицию и наврал, что это сделала ты? — Анжела не собиралась позволять Ванде сваливать свою вину на кого-то другого.
— Нууу, нет. Но если б он не...
— Когда я вносила залог, то прочитала его заявление.
— Ясно. Брэд — лживый мудак. — Ванда задумалась на мгновение, а затем нахмурилась от любопытства: — А где ты живешь? Ты никогда не рассказывала.
Анжела никогда и никому не говорила, где живет. Она слишком ценила уединение — и другие качества своего дома в лесу.
Даже ее почта поступала через Почтовую Службу Майка.
— Я живу одна за городом, в доме, который построил мой дед.