— Кровь с желчью. Она до вечера не доживет. Жаль.
Похолодев, я без сил опустился на песок, врезал по нему окровавленным кулаком:
— Нью! Прекрати! Ты будешь жить!
Подошел Татлос, с ходу вник в ситуацию и, как принято у местных, без тени тактичности подтвердил невеселый диагноз:
— Она умирает. Сэр страж, ей ничем не помочь. Наверху есть телега. Лошадей порвали твари, но можно самим до крепости дотащить. В ней ее и довезем с другими ранеными, а там наши женщины дадут отвар, от которого она заснет и не будет чувствовать боли. Спокойно отойдет.
Вот и все. Вся медицина аборигенов в несколько слов. Нью усыпят, как усыпляют кошек в моем мире. По-своему правильно: зачем затягивать страдания.
Вся местная медицина.
Вся местная…
Вся…
Нет! Не вся!
— Сердце! Мы убили кучу тварей! И вокруг много валяется! Неужели ни в одной нет сердца?!
— Если и найдется, то слабое, — ответил на это Татлос. — Твари-то какие? Простые. Это в убежищах бывают с черным, да и то редко. Ну и среди перерожденных случаются. Печень пробита, слабым сердцем не вылечить, что ни делай. Кровь разве что унять, но зачем? Все равно ведь помрет. Зачем лишнее мучение?
— Татлос, ты ведь здешний!
— Год всего здесь прожил: какой же я здешний?
— Все равно! Знаешь, где убежище?! Хоть приблизительно?!
— Да откуда мне такое знать? Как твари пришли, так мы за стены не выбираемся. Думаю, в горах у них логово, там пещеры есть. Хочешь найти, чтобы добыть черное сердце?
— Да.
— Искать убежище ты не один день будешь, если твари тебя раньше не найдут. А она умрет. Быстро умрет. Даже если болта из раны не вынимать, до темноты не протянет. Плохая рана. Смирись, Дан, она отправится в лучший мир. Она страж, а для стражей врата в рай всегда открыты.
— Слишком часто ей приходится по другим мирам ходить…
— О чем ты, Дан?