Помимо людей, попавшихся под руку, бунтовщики не пожалели и мебель. Шкаф разнесен чуть ли не в щепки, полки сметены, клетка с какой-то певчей пичугой сломана, а от ни в чем не виноватой пернатой остался заскорузлый от крови комок перьев.
Повеселились ребятишки…
— Вот бумаги и вот, — протянул Норп пару потрепанных пергаментов.
Разворачивая первый, я спросил:
— Почему здесь никто не поселился?
— Я подумал, что раз каюта капитана, то и жить в ней должен только капитан.
— Сам, значит, на его роль не метишь?
— Да я даже читать не умею, какой из меня капитан? Смеешься? Да и кто я, а кто ты. Ребята бы такого не поняли. Уж очень они благодарны за то, что ты сделал для них.
— Услуга была взаимная.
— Так-то оно, может, и так, но все равно надоело гнить в трюме.
Отбросил бесполезный пергамент. Там столбцами шли непонятные цифры. Возможно, записи сделок или финансовые расчеты. И то и другое мне сейчас совсем не интересно.
Занялся следующим, спросив о другом:
— Сам-то откуда?
— До того, как на весло попал, два года состоял в дружине Генсбоя. Это один из речных герцогов: мелкий, но гонору, как в императоре.
Мне это почти ничего не говорило, но уточнять не стал.
— А на весло как попал?
— Пошли в проливы за чужим золотом, а нарвались на три галеры свиноедов. Герцог ушел, а наше корыто за ним не угналось: уж слишком днище старое и нечищенное давно. Обросло, как мхом, где уж тут разогнаться. Хотели бой им дать такой, чтобы запомнили, но те пульнули пару раз огнем и пообещали, что всех зажарят, если не бросим оружие и бронь.
— Понятно.
— Ты нашел свою карту?
— Да, это карта.